Сказка наизнанку (СИ)

- За зелёной рощей, милые мои, где любит сидеть на ветвях синеокая Мара, за Долиной Истоков и Истовым хребтом лежат Пустые Холмы. Никто не живёт в тех местах из людей, и не ходит туда ни зверь, ни дикий ракшас. И даже лес в Пустых Холмах не растёт, только бродят там тени мёртвых, не нашедших упокоения. А за Холмами лежит Потаённый Дол. Дивно то место: люди бают, трава там растёт в человечий рост, пшеница родится семиколосой, а репа, сказывают, такова, что каждую тащить из земли приходится всемером. И есть там, в Потаённом Доле, один хутор, названием Белозорье, а владеет им страшный седой ведьмак. Прежде в тех местах лежал благословенный Маэлем людской край, Раздольем прозывался. Ведьмак на те земли позавидовал. Пришёл из чужедальнего удела Помории, хранителя Раздолья застрелил, а сам поселился на его костях. Только Пресветлый Маэль осерчал на ведьмака за такие дела, а пуще - на людей, что за своего хранителя не заступились. И послал Маэль в те земли огромную Грязную волну. Где прошла она, было Раздолье, а стал Мёртвый Дол. Только ведьмакова вотчина и уцелела. А всё от того, что ему сам Ящер тайное слово сказал…

- Бабушка, а почему тени мёртвых не нашли этого… как его…

- Упокоения? Да потому, дитятко, что это всё погибшие от Грязной волны. Они все померли неправильной смертью, не избыв положенной доли, вот и осуждены Пресветлым Маэлем теперь отбывать её там, на службе у седого ведьмака.

- А почему ж он седой? Ветхий, что ли?

- А кто ж его знает, детушки… Может, ветхий, может, и нет. Он каким хочет, таким людям и покажется. А что волосом бел - так это он от своих колдовских зароков. В юности-то, говорят, был как все добрые люди. А потом заключил с Ящером зарок - и вмиг побелел. Даже глаза стали страшные, белозорые. Наделил его Ящер властью принимать любое обличье, хоть человечье, хоть звериное, дышать живым огнём, видеть воду под землёй и забирать в плен волю простых людей. А взамен потребовал, чтоб после смерти ведьмакова душа попала к самому Ящеру в вечное услужение. Только Древний Ящер-то простоват, а ведьмак - куда как хитёр. Не собирается он помирать, уж кругов сто на свете живёт , а то и поболе…

- Ой… А как же это у него получается?

- А он, милая, заживает чужой век. Приходит в лес и бродит по хуторам, просится к добрым людям на постой. Чуть кто его в избу пустит да к столу посадит, враз сам состарится на круг или там на два, ведьмак же те круги с себя мигом скинет. Так погуляет седьмицу, другую, глядишь, и вернётся к себе домой молодым.

- А не пущать?

- Так нельзя ж. Проклянёт. Посыплет чтой-то, пошепчет - и всё, нагрянут на хутор ракшасы, не оставят бревна на бревне.

- А почему его ракшасы слушаются?

- Старики шепчутся, будто он им родня. И говорит по-ихнему. Настоящий человек их речь разуметь не может, чтобы не изракшаситься.

Из дальнего уголочка, где сидели парни постарше, раздались сдержанные смешки. Бабушка подняла на них глаза и строго постучала пальцем по лавке:

- Смотрите мне, охальники! Думаете не слышу, как вы бранитесь нелюдскими словесами? Вот попомните, когда вырастут острые уши да клыки! В лес женихаться пойдёте!

- А что? - дерзко заметил тёмно-рыжий парень, выделявшися среди прочих крепкой, сухой статью и тонкими чертами лица, - Ракшицы, говорят, прехорошенькие попадаются, и не ломаки притом…

Бабушка только махнула на него рукой:

- Ты, Луч, не молоти языком чего не знаешь. Ракшица как прикинется красной девкой да на вечёрку придёт - никто и не поймёт, кто такова. Заморочит головы парням так, что те всех подруженек позабудут, только на неё и станут смотреть. А кто пойдёт её провожать - сгинет, и больше уж домой не воротится. Выпьет ракшица его жизнь, а сама уйдёт в лес. Узнать же её среди настоящих девчат можно только по одной примете: она пряжу против хода Ока вьёт.

Симпатичная девчонка, сидевшая в углу у окошка, тут же залилась смуглым румянцем и поспешила прикрыть запоном руку с веретеном. Другая, крупная и бойкая, весело ответила:

- Да я ж всегда так вью! Эй, Ярик, ты там ещё жив али нет? Не забоишься теперь меня до Замошья провожать?

Вокруг засмеялись, радуясь поводу вспугнуть весельем липкий страх.

А бабушка, обождав чуток, продолжила сказ: