Сказка о Берте и Берти

– Он не понравился мне, этот Счастливчик, – подернул носом Апрель: – Шумный и хитрый.

Она едва удержалась на ногах, услышав такое заявление:

– Что? Ты знаешь его? Знаешь Берти?!

Но он недовольно покачал головой:

– Его знает Вирджиния. Моя бабушка по линии отца. – И тут его лицо озарилось, словно бы на ум пришла любопытная догадка: – Мы живем неподалеку, хочешь, я провожу тебя? Она всегда рада незнакомцам, как и всем, кто приходит в ее дом. Вот увидишь…

– Хорошо, – Берта не без удивления наблюдала за сменой его настроений.

– Давай руку.

Он перевел ее через холм, покрытый пушистой травой и мелкими цветастыми облачками радужных ромашек. Все вокруг было прелестным, нежным, ярким. Сказочно-прекрасным. Дорожка петляла среди кочек, поперек нее, под самыми ногами Берты перебегали маленькие рыжие кролики и важные серые мыши. Девушку удивлял контраст Волшебного Мира с ее привычным, родным Мирком. Теперь даже то место, которое друг ее отца выбрал для своего дома, казалось ей недостаточно сказочным.

И когда девушка подняла голову, наблюдая за стайкой вертлявых маленьких желтых птичек, летящих на запад, туда, где садится само Солнце, она вспомнила: этот Мир – не творение Сказочника. Он создан ее отцом.

Дом старухи Вирджинии, по всем законам сказки, не был обычным. Стены его сплошь были покрыты такой же травой и цветами, какие росли на окружавших это необыкновенное жилище холмах и равнинах. Крыша из белой черепицы, выцветшая и изможденная дождем и ветром, а больше того – временем, укрывала дом.

Апрель, держа свою новую знакомую за руку, распахнул входную дверь из резной светлой древесины, и перед Бертой открылось удивительнейшее зрелище: внутри дом колдуньи был наполнен огромным количеством маленьких и больших, ярких и старых вещей, пропитывавших воздух своим неповторимым запахом странности и предчувствия волшебства.

К стенам, на которых и с внутренней стороны дома росла трава, были прибиты широкие полки из того же светлого дерева, что и входная дверь. Мелкий затейливый рисунок покрывал их поверхность. Точно так же выглядела и остальная мебель – стулья и столы, крохотное фортепиано, которое тоже было засыпано какими-то склянками, шитыми из тряпья игрушечными зайцами, атласными лентами, книгами и связками громоздких ключей. Рядом с фортепиано, на стене, когда то давно пророс зелено-голубой плющ, и теперь, перекинув свои разросшиеся ветви на музыкальный инструмент, он обхватил цепко и его самого, и вещи на нем, немного сполз вниз и пустил корни в тканый ковер на полу.

– Добрый вечер, – прокричал Апрель куда-то вглубь комнат, распугав стайку полосатых хомяков, расположившуюся на резном чайном столике. Они, всполошившись, запищали, задергали лапками, и исчезли под комодом, принявшись там немного шумно суетиться.

Зазвенели тонкие цепочки хрустальной люстры, свисавшие до самого пола, и в холл выплыла тощая смуглая старушенция, вся сплошь обвешанная тонкими бусами, обвитая шелковыми шнурками и лентами, в белом вязаном платье. Ее седые, чуть рыжеватые волосы рассыпались по плечам мелкими кудряшками, обвисшие веки отяжеляли глаза, ссохшиеся морщинистые руки, изрытые синими прожилками вен и артерий, подрагивали от тяжести серебряных браслетов. Когда она заговорила, Берте показалось, что впалые щеки старухи зашуршали, как полиэтиленовый пакет:

– Добрый, добрый… – И ее взгляд остановился на девушке: – Кто-то родился сегодня, верно?

Берта, оторопев, молча смотрела на нее. Она не знала, что ответить Вирджинии, она даже не была уверенна, что этот вопрос, заданный тихим хрипло-скрипучим голосом, был адресован ей. Между тем, старая ведьма протянула к ней свои руки и потрепала слегка Берту за плечи:

– Красивая, красивая, – она провела рукой по волосам девушки и отступила на пару шагов назад, рассматривая ее без всякого стеснения: – Чужое счастье, не судьба, чужое…

–Простите, – все же осмелилась заговорить Берта: – Апрель сказал мне, вы знакомы с Берти. Я ищу его…

Лицо Вирджинии исказилось. Сожаление из ее глаз растеклось по щекам, по лбу, по изрытому морщинами подбородку. Девушка услышала, как за ее спиной Апрель тяжело вздохнул:

– Ведь она сказала тебе, Берта. Не твое счастье, не твоя судьба…

– Что это за слова, что это значит?! – Берта резко обернулась, чтобы взглянуть мальчишке в глаза. Как и у Вирджинии, его глаза были грустными и глубоко голубыми. Он стоял спиной к входной двери, на которой висело огромное зеркало в человеческий рост.

И Берта увидела свое отражение. Захлебываясь морским воздухом, с трудом переставляя ноги, она, не глядя уже ни на старуху, ни на Апрель, подошла к серебряной амальгаме, разлитой по стеклу. То, что она увидела в зеркале, ошарашило ее.