Сказка о хитром жреце и глупом короле

Нумэнорец огляделся по сторонам:

— Если ход никуда не поворачивал, то мы сейчас где-то к югу от вашей столицы. И довольно далеко от нее.

Амети недоверчиво уставился на Арундэля: откуда тому было все это знать, если он был уже никакой, когда они спустились в колодец, а тем более — пока они ползли по ходу?

Тот уже добрался до Нимрихиля. Взял его судорожно сжатую руку, поднял, подержал на весу. Нимрихиль, не приходя в себя, прошептал что-то вроде «Ba kitabdahe!». Арундэль аккуратно опустил руку следопыта обратно на песок. Нахмурился.

— Ну, что с ним? — с замиранием сердца спросил жрец.

Арундэль взглянул на Амети:

— Он очень устал. Замучился, — помолчал и негромко добавил: — Сначала тьма, а теперь и огонь…

Нумэнорец забрался в поясную сумку следопыта, достал пустую серебристую фляжку и давешний камень — обломок горного хрусталя, которому грош цена в базарный день: мутный, весь в сколах и трещинах. Арундэль взвесил камень на ладони и убрал его обратно.

— Сейчас сделать ничего нельзя, надо дождаться утра, — обратился он к жрецу. — Главное — не замерзнуть ночью.

Дыхание вырывалось из груди Нимрихиля клочьями пара. Амети посмотрел на небо: звезды казались холодными и колкими, как снежинки, про которые следопыт рассказывал ему однажды по дороге.

— Но мы не можем развести огонь! — жалобно сказал Амети. — Нас тогда непременно найдут!

— Проблема скорее в том, что у нас нет топлива, — заметил Арундэль. — Ладно.

Ниже по склону виднелась яма в песке. Туда Арундэль оттащил друга, обмотав его для тепла всеми поясами. Потом Амети и Арундэль легли по сторонам от следопыта, и Арундэль накинул на них сверху остатки своего плаща.

Становилось все холоднее. Амети жался к следопыту, который был теперь горячим, как хорошая грелка. Но скоро Нимрихиля начала бить дрожь, он невнятно застонал: с губ его срывались слова на неизвестных Амети языках. Он кого-то звал «Atto, atto!». Потом вроде бы заплакал как ребенок. Амети сделалось ужасно не по себе.

Так продолжалось всю ночь. Время от времени Амети проваливался в муторный, не приносящий облегчения сон: с одного боку его палили огнем все Девять Преисподен, где рыдали грешники, с другого морозило кромешное ничто. Каждый раз Амети просыпался с неприятно бьющимся сердцем и выглядывал из-под плаща: не светлеет ли небо на востоке. Ночь казалась бесконечной.

Потом взошла луна. Ее бледный свет превратил ночную пустыню в изнанку дневного мира. Амети подумал о гулях и рухах, но испугаться по-настоящему у него не хватило сил. Нимрихиль умолк, но его по-прежнему бил страшнейший озноб. Сам стуча зубами, Амети опять уснул, словно взялся за тяжелую работу.

Амети снова проснулся в час, когда в бледном свете востока можно было отличить серую шерсть от белой: это время бедуины-кочевники называют рассветом. Разбудил жреца кошмар: ему приснилось что под взглядом руха он превращается в камень. Очнувшись, Амети понял, что сон был отчасти правдив: пальцы на ногах замерзли до полной бесчувственности, все тело окостенело. На плаще поблескивала изморозь от дыхания. Спать хотелось невыносимо, но холод был сильнее.

Амети вытащил голову из-под плаща и вздрогнул, столкнувшись взорами с Арундэлем. Тот сидел рядом с Нимрихилем, удерживая его поставленную на локоть безвольную руку. Двумя пальцами он сжимал запястье Нимрихиля, словно врач, считающий пульс больного. Глаза его смотрели одновременно куда-то вдаль и глубоко внутрь себя. Он ничего не сказал Амети.

Поглядев на следопыта, жрец осознал, что тот больше не мечется в лихорадке, а спокойно спит, глубоко дыша приоткрытым ртом.

Амети тоже сел и принялся растирать замерзшие части тела. Небо постепенно белело, потом так же медленно розовело. Амети и Арундэль в полном молчании наблюдали, как из-за гор поднимается маленькое алое Солнце.

Когда его первые лучи скользнули в яму, где ждали путешественники, Альвион пошевелился и открыл глаза:

— Toronya? Где это мы?

— В пустыне, — ответил жрец, опередив Арундэля. — У выхода из подземного хода.

Следопыта передернуло.

— Чего же вы ждете? Надо скорее идти отсюда, пока нет погони!

— Ты зря думаешь, что Солнце садится, — несколько сухо ответил ему Арундэль. — Ты половину суток пролежал в горячке. Если бы погоня знала, где нас искать, нас давно бы обнаружили.

С этими словами он поднялся на ноги и подошел к сложенной из камней пирамидке, которой не было вчера. Из ее основания Арундэль вынул серебряную фляжечку, на дне которой теперь явно что-то плескалось. Арундэль подал флягу Нимрихилю:

— Пей.

Увидев, как следопыт одним глотком выпил воду, Амети осознал, что зверски голоден и страшно хочет пить. Он облизнул сухие губы:

— Откуда вода?

— Я сделал водокап: это роса, которая осела на камни и стекла вниз, во флягу, — ответил Арундэль. — Но больше воды не будет, потому что Солнце уже встала.

Фляжка застыла у губ Нимрихиля: он внимательно посмотрел на Арундэля.