Сказка о ночном музыканте

Ведь много-много лет тому назад,

Мы пожалели спящего бродяжку,

Что мною был на обученье взят.

Увидели вы все в нём музыканта,

Хотя он мало что умел играть,

Не проглядев наличие таланта,

Чтобы сердца других завоевать.

Для смертного теперь, он знает много,

Но всё-таки, конечно же, не всё.

Послушайте его. Вдруг захотите

Добавить в звуки что-нибудь ещё.

Пока он для себя играет ночью.

Сюжеты, что рисуются просты.

И всё же его музыка прельщает

Наличием тепла и чистоты».

Хранитель звуков вновь коснулся сферы

Загнутым трости в завиток концом.

Огонь внутри подвешенного шара

Утих, а ученик уже был в нём.

Конечно это было лишь виденье.

Он в это время у себя играл.

И про такое чудное явленье,

Как было тут задумано, не знал.

Давид, набравшись новых впечатлений,

Увиденное начал рисовать,

Чем он на самом деле восхищался,

И что в словах порой не рассказать.

Ведь он теперь не только видел – слышал!

Всё это из-под струн его лилось.

И то, о чём рассказывать пытался,

Пред магами волшебно поднялось.

Услышанное было бесподобно.

На время потеплели их глаза.

Поляна наполнялась необычным,

Похожим на земные чудеса.

Давид играть закончил, собираясь

Ложиться до рассвета отдыхать.

А тем, кто потаённо его слушал,

Хотелось наслажденье продолжать.

Один сказал: «Он раскрывает душу,

Но чувствует пока не глубоко.

Я вижу, что сердечное прозренье

От парня ещё очень далеко.

Как только он любовь свою познает,

Страдание, мучение и боль,

Он так своей душою заиграет,

Что в камне пробудится непокой.

Пока парнишка в сонном состоянье.

Я силой своей сердце пробужу,

И путь к объекту счастья и несчастья,

Чтоб долго не метался – укажу.

Даю для совершенства свою помощь».

И посох свой направил чародей,

На плечи, лоб и сердце человека,

Кто усладил их музыкой своей.

Другой продолжил тут же: «Это верно.

И я его немного поддержу.

За чистоту, услышанную мною,

Своим уменьем парня награжу.

Он сможет исцелять своей игрою,

И будет слышать, где и что болит,

И сыгранной лечебною волною

Любые раны быстро заживит.

Однако будет в том ограниченье.

Не всё возможно звуком врачевать,

При снятии волшебного заклятья

Ему придётся жизнью рисковать,

Ведь чары в этот миг перенесутся

В момент игры волною на него.

Увы, я защитить его не в силах,

Мне не подвластен тот, кто мечет зло».

И этот маг свершил всё, как и прежний.

Коснулся в шаре посохом до плеч,

Лба, сердца мирно спящего Давида,

Который уж давно успел прилечь.

И раз пошёл процесс всеодаренья,

Продолжил цепь щедрот уже другой.

Он произнёс: «Я наделяю силой.

Теперь он крепок телом и душой!»

Затем проделал посохом движенья

Как чародеи те, что до него,

Не думая добавить поясненьем

Для тех, кто был здесь, больше ничего.

Очередной стоящий маг по кругу,

Сказал: «Увы, мне ведомы пути,

Которые при многих испытаньях

Придётся одолеть или пройти.

Берусь помочь вернуться и не сбиться.

Я стану для него проводником,

И буду направлять его в дороге

В гостеприимный, хлебосольный дом.

Достаточно лишь будет постучаться

Туда, куда я волей укажу.

День, ночь ли, дверь всегда ему откроют.

Тем самым парню я и услужу».

И как его собратья – чародеи,

Для подтвержденья действий, сделал знак.

А после взор направил на другого,

Кто должен был проделать тот же шаг.

Тот произнёс: «Я б одарил друзьями,

И сделать это с лёгкостью могу.

Немало тех, кто льнёт к чьей-либо славе.

От эдаких его остерегу.

Пусть будут рядом те, кто в час ненастья

Его не бросят в горе одного,

Разделят с ним веселие и счастье,

С кем будет при общении легко».

И также своим посохом волшебным

Заветные движенья совершил.

Теперь остался из семи последний,

Кто юношу ещё не одарил.

Он был из всех прибывших, самым главным.

Чуть время выждав, он вслух произнёс:

«Пусть музыкант несёт собою радость,

Вселяя чистоту счастливых слёз.

И если его слава не испортит,

И не лишит рассудка, как вино –

Исполню сокровенное желанье,

Что будет очень важно для него».

Потом он тоже юноши коснулся

До плеч, лба, сердца, подавая знак,

Что закрепил тем самым своё слово,

Желая парню всех возможных благ.

На этом круг «дарения» закрылся.

Давид из шара дымкою исчез.

Огонь внутри пожаром распалился,

И начался обыденный процесс.

А наш герой не ведал, что творилось

Вокруг него, пока он сладко спал.

Он в подсознанье рисовал картины,

И скрипку к телу нежно прижимал,

Был, как дитя невинный – безмятежен,

Ведь он привык к покою, тишине.

Он почивал, не зная то, что утром,

Случатся изменения в судьбе.

Давид открыл глаза от звука эха,

Которое манило за собой,

И дальше для уборки уводило

В зал новый и по сущности иной.

Но в этот день, играя тряпкам, щёткам,

Чтоб те, как прежде чистили легко,

Он чувствовал в руках немного тяжесть,

Неведомую прежде для него.

Внутри рождалось странное волненье,

Как будто зал, в котором убирал,

Хранил в себе особенные звуки,

Которые он в жизни не встречал.

Все ящички закрыты были также,

Но что-то изнутри из них рвалось.

Внезапно громко щёлкнула задвижка,

И нечто в неизвестность унеслось.

При этом музыкант не прикасался

К засову, что удерживал его.

Так в первый раз за годы пребыванья

Страшнейшее из бед произошло.

О высшей осторожности в уборке

Хранитель много раз предупреждал.

Найти звук, улетевший очень сложно!

Что скрылось изнутри, Давид не знал!