Сказка о принце. Книга первая (СИ)

Вету больше заботило другое – как скоро староста озаботится сообщить о странных гостях куда надо. Дни, что прожили они в деревне, показались ей вечностью, и она вздрагивала от каждого подозрительного шороха. Тем не менее, то ли староста счел за лучшее не искушать судьбу, то ли был глуп и не сообразил, кем могут оказаться нежданные гости. А может, и наоборот: как раз сообразил и решил не гневить кого не надо, мало ли что, мы люди маленькие, знать ничего не знаем. Но и Вета, и Патрик старались по деревне лишний раз не шататься.

Вечерами им стелили на сеновале, и оба рады были этому – изба, маленькая и тесная, казалась невыносимо душной. Сена, правда, на том сеновале оказалось совсем мало, но после стольких ночевок на земле и принца, и Вету это волновало меньше всего. Лишь бы уснуть, желательно в безопасности, пусть и относительной.

Едва они остались одни, Вета обрушилась на принца.

- Зачем? Патрик, зачем вы это делаете? Ну неужели вы не понимаете, что выдаете себя с головой? Откуда вы знаете, кому сейчас может рассказать о нас этот староста! А вдруг он сообразит, что вы не простой крестьянин? А вдруг…

Патрик выслушивал самые страшные предположения девушки, устало улыбаясь. Когда она выдохлась и умолкла, он негромко попросил:

- Вета, не будем говорить об этом…

- Почему? – воскликнула она в отчаянии.

- Эти люди – жители моей страны. Понимаете? Кто еще защитит их, если не я?

Вета посмотрела на него так, словно сомневалась, в уме ли принц.

- Ваше высочество… вы думаете, что…

- Я думаю, - перебил он ее так же негромко, но с металлом в голосе, от которого Вета мгновенно умолкла, - что там, где нарушается закон, я должен сделать все, чтобы восстановить справедливость. И закон, и власть не будут стоить ничего, если их сможет повернуть в свою сторону всяк, у кого есть сила. К тому ли стремился мой отец и тому ли он всю жизнь учил меня? В моей стране, - он выделил это, - люди должны жить без опаски, зная, что их могут защитить, а не оскорбить те, кто обязан оказывать им помощь. И покончим на этом.

Чтобы не чувствовать себя нахлебницей, Вета пыталась помогать Марте по хозяйству, смутно, правда, понимая, что тем самым еще больше выдает себя – она почти ничего не умела. Но тетушка отмахивалась, повторяя каждый раз, что если Юхана не тронут, то она будет им по гроб жизни обязана, а потому не надо ей никакой помощи. И жалобно смотрела на девушку слезящимися глазами.

Между делом Вета узнала, что Юхан – не сын ей, а племянник. Родная сестра умерла родами, а мальчонка остался. У них же с мужем детей не было, не дал Бог счастья, вот они и взяли к себе сироту, пожалели, отца-то у парня вовсе не было, нагулянный он, позор в семье. Ей уж самой в ту пору тридцать было, а муж много старше, вот три года назад он и уснул, да не проснулся. Не то от жизни такой, не то от болезни, кто бы сказал точно. Юхан ей теперь – свет в окошке и единственная защита на старости лет.

Рыжий Юхан держался с гостями почтительно, но вместе с тем угрюмо. Чувствовалось, что ему неловко, что парень привык со своими бедами разбираться сам и не надеяться на чью-то помощь. Странная для крестьянина гордость – стыдиться благодарности. Вета порой думала, кто был отец парня – уж не местный ли сеньор осчастливил мимоходом одну из своих девок? Внешне Юхан был – дурак дураком, и нос картошкой, но порой в невзрачных чертах проглядывало что-то такое… не крестьянское. Марта если и знала что-то, то аккуратно молчала.

Как бы там ни было, им нужно было уходить. Отзвенел над деревней плач над уходящими в солдаты – рыдали, как по покойникам, да так, в сущности, оно и было. Отплакалась еще раз Марта – счастливая, с причитаниями, как она им благодарна и век помнить их будет. Заветную бумагу женщина старательно завернула в чистую тряпицу и спрятала «в укромное место». Еще раз заглянул староста – с уверениями, что все произошло по совести. Кого из односельчан забрали вместо тех, кто действительно должен был идти, Юхан и Марта старались не думать. А Патрик и Вета отоспались и немножко передохнули. Нужно было уходить.

Марта перешила Патрику кое-что из старых вещей своего мужа. Теперь он стал больше похож на крестьянина, а не на бродягу… хотя по-прежнему и осанка, и взгляд, и речь – все выдавало в нем того, кто не подчинялся, а подчинял себе других, и даже каторга этого не стерла. Марта напекла им на дорогу лепешек из остатков муки, хоть и немного было этих остатков, насовала моркови и редиски с огорода.

Юхан сказал неожиданно:

- Я вас провожу.

Они вышли на рассвете, едва рассеялась ночная мгла. Деревня просыпалась, гомонили петухи, мычали недоенные коровы, звенели ведра во дворах. Вот-вот прозвучит рожок пастуха. Юхан зачем-то захватил с собой тяжелый мех с водой и повел их к лесу огородами, задворками, и они не спрашивали, отчего так, понимая, что есть на то причины. Пригибаясь, оглядываясь, едва не по колено в мокрой от росы траве они подошли к кромке леса и остановились.