Сказка о принце. Книга первая

– Карел, – с изумлением протянул герцог, – вы сами-то понимаете, что сейчас сказали?

Граф Радич помолчал, а потом заговорил решительно.

– Не только понимаю, но и отдаю себе отчет, вот в чем дело. Собственно, по этому поводу я и хотел с вами встретиться, господа, – сказал он, вставая с кресла. – Я хочу сказать вам… что выхожу из игры.

В комнате наступила тишина.

– Я не ослышался, Карел? – спросил второй, и Вета наконец-то узнала этот тягучий, чуть гнусавый голос, а узнав, помертвела. Лорд Диколи, военный министр… неужели? – Я правильно вас понял?

– Да, сэр Диколи, – кивнул отец. И, помолчав, заговорил: – Буду с вами откровенен, господа. Я устал. У меня нет больше сил. Вы знаете, все это время я был вашим верным помощником.

– Да, несомненно, – согласился герцог.

– Я поддерживал все ваши замыслы. Я помогал вам в изготовлении ложных бумаг. Я лжесвидетельствовал на следствии.

«Боже!» – ахнула Вета про себя. Отец, отец, как ты мог?

– Мне искренне симпатичен молодой принц, но я обещал вам – и выполнил свое обещание.

– И я щедро наградил вас, Карел, – заметил герцог. – Разве не так?

– Да, милорд, и я благодарен вам. Но со смертью Милены у меня не осталось ничего. Я отдал вам даже дочь…

– Карел, я ведь уже объяснял вам, – раздраженно перебил Диколи, – что это была ошибка! Ведь вы же помните наш уговор: Иветту вместе с дочерью барона Конена должны были переправить через границу, ей совершенно ничего не угрожало. Арест и суд – все это было лишь спектаклем. Но нельзя, никак нельзя было открыться ей, потому что иначе она не смогла бы вести себя на суде и на допросах так естественно. Кто же знал, что ваша дочь окажется столь малодушной и покончит с собой?

– Я все помню, – тихо сказал Карел. – Я вас не виню, господа. Никто не мог предугадать, но… но моей Веты больше нет. И позавчера… словом, мне пришла весть, что мой сын погиб на дуэли.

– О Господи, – тихо сказал герцог. – Примите мои…

– У меня не осталось ничего, – продолжал граф, – и потому мне нечего больше ждать от жизни. Господа, я стар и болен. Я никого не хочу видеть. Хочу уехать… или остаться здесь, в поместье, тихо доживать свои дни и ни о чем не думать, только вспоминать. Вспоминать то счастливое время, когда мои самые любимые люди были со мной… – голос его сорвался.

Несколько минут все трое молчали.

Вета стиснула пальцы. Брат погиб? Она пыталась вспомнить его лицо – и не могла. Йозеф остался где-то далеко-далеко, в невероятно счастливом прошлом. Значит, отец решил пожертвовать дочерью ради сына? Вета никогда особенно не вникала в финансовые дела отца, но как часто ругался граф, вынужденный оплачивать многочисленные карточные долги беспутного наследника. Вот, значит, откуда он брал деньги. Что ж… вполне логично. Земли деда заложены и перезаложены, и если бы не служба герцогу, им грозила бы нищета. Интересно, знала ли об этом мама?

Вряд ли, ответила она сама себе. Иначе не умерла бы, узнав о смерти Веты… а, может, и вовсе уехала бы с ней.

Хитро придумано. По щекам девушки струились слезы. Как же должен был измучиться и отчаяться отец, чтобы решиться на такое! Как же… а, может, он и не любил ее вовсе? Да нет, что ты, ответила она сама себе. Ведь не просто так толкнул ее отец в эту страшную рубку, он подготовил запасные ходы, и если бы Вета так по-идиотски не выдала себя за погибшую Жанну, то жила бы сейчас за границей, в тепле и довольстве, не зная ни боли, ни ужаса каторги, не пройдя через все, через что пришлось пройти. И не было бы ни смерти Яна, ни… ничего бы не было.

Откуда ты знаешь, спросила она сама себя. И Патрика рядом с ней не было бы тоже. И не было бы того крошечного, который – или которая – растет сейчас в глубине ее тела. Интересно, обрадовался бы отец, узнав, что у него будет внук?

– Надеюсь, вы понимаете, Карел, – заговорил, наконец, Диколи, – надеюсь, мне не нужно вам говорить о молчании? Я предупреждаю вас заранее, да и предупреждал, собственно, но если вы захотите хоть что-то рассказать…

– Не беспокойтесь, господа, я буду молчать до конца жизни. Но больше… большего не просите. Достаточно уже я взял греха на душу – хотя бы перед молодым принцем.

– Граф, вас никто силком не тянул за руку, – раздраженно сказал герцог. – Вы согласились на все добровольно, и с самого начала я предупреждал вас, что риск есть – и немалый. Да, дело того стоило, но…

– После обещания таких денег? – усмехнулся граф. – Нет, я не спорю, господа, и не обвиняю никого, я сам ввязался во все это. Но я и тогда не стал скрывать от вас, и сейчас не скрываю: молодой принц мне по-человечески симпатичен. Согласен, это не тот король, которого мне хотелось бы видеть на троне.

– С его идиотской честностью, – проворчал Диколи, – с его принципами, с его желанием блага народу… издеваетесь? Да нам всем конец пришел бы в первый же день его правления!

– Ну, не преувеличивайте, – снисходительно проговорил герцог и обернулся к Радичу. – Во все времена, при всех королях заговоры – это часть истории. Вспомните, сколько династий прерывали вовремя кинжал и яд. Неудобных – убирают, вот и все.