Сказка о принце. Книга вторая (СИ)

Господин Кристофер ван Эйрек, ректор, шел по коридору Университета и задумчиво посматривал по сторонам, щурился от света, проникавшего в узкие, высокие, прорезанные в толще стен окна, временами вздыхал. Большая перемена, гляди, чтоб не стоптали. В плотном потоке, который заполнял коридоры большого здания и плыл в обе стороны, ректор то и дело кланялся, кивал, отвечал на приветствия студентов и преподавателей, но почти не замечал лиц тех, кто здоровался и улыбался ему навстречу. Мысленно он был уже там, на лекции, которую ему предстояло сейчас читать.

Улыбались навстречу многие, но многие и хмурились. Господин ван Эйрек состоял на должности ректора уже десять лет, но ни разу еще не слышал за своей спиной сказанное шепотом, вполголоса, а то и вслух слов «прогнулся, боится». А именно это услышал он вчера, проходя вечером по коридору мимо группки студентов. Первый и второй курс, хоть и старший факультет, но все равно совсем еще дети… да, он понимал: молодость горяча. Все, что делал ректор ван Эйрек последние полтора года, имело целью лишь одно: спасти Университет. Университет, который он любил всей душой и который, кажется, уже стоял на грани закрытия. Почему? О, Его Величество, если даст себе труд, убедит кого угодно, и ректора тоже. Студенты во все времена освобождались от военной службы, а сейчас страна как никогда нуждалась в солдатах – это раз. Слишком вольные высказывания позволяют себе некоторые преподаватели – это два (ну да, а попробуйте не высказываться вольно, если собеседник твой мало того что несет откровенную чушь, так еще и облечен властью; господин ректор сам старался такого себе не позволять, но преподавателей понимал). И студенты его были на грани бунта – это три. И кто, скажите, будет терпеть этот рассадник вольнодумства в центре Леррена?

И ректор задвинул свою гордость подальше. Он писал прошения в полицию, заверял следствие в исключительной благонадежности тех, кого арестовывали «по первым двум пунктам: преступления против короля и короны». Напоминал в тысячный раз о «внутреннем праве», по которому судить студентов должна была не городская Управа, а суд Университета. Бывало, совал и взятки. Умолял преподавателей быть осторожнее, не болтать что попало даже в дружеских компаниях, а одного из профессоров предупредил однажды: еще одно такое высказывание – и Университет обойдется без него, профессора. Мало ли что вам не нравится, мне вот тоже… много что не по душе, но я же не кричу об этом на заседаниях Ученого Совета, правда? Наказывал студентов, замеченных полицией в кабаках после полуночи. Ван Эйреку самому было противно от того, что он делал, но он знал: если это нужно будет Университету, он пойдет на что угодно.

А что вы хотели? Короли рано или поздно меняются (здесь Кристофер настороженно оглядывался, даже если был один), а Университет остается. И если сейчас его не станет, то… в общем, восстановить разрушенное гораздо сложнее, чем сохранить построенное. Дай Боже здоровья и удачи его новоявленному родственнику Людвигу, но пока на троне Густав… в общем, нужно продержаться.

Кристофер отдыхал душой только на занятиях. Забыть про дрязги, проблемы, заботы, уйти с головой в Науку, увидеть горящие интересом молодые лица, с кем-то поспорить – не боясь, не оглядываясь, как прежде, потому что в научных спорах те, кому положено доносить, мало что поймут. Объяснять – и видеть, как вспыхивает в глазах искра понимания. Отвечать на вопросы – и знать, что его ответы пойдут дальше, над ними будут думать, а завтра спросят что-нибудь еще. О, так бывало нечасто, не во всех группах, но ведь бывало! Да, часть из них, закончив Университет, пойдет торговать рыбой, часть повесит диплом на стену и забудет о нем, но… есть и такие, кто пойдут дальше. Их мало, но иногда ректор чувствовал, что только ради них и стоит работать. В конце концов, короли не вечны.

А они, молодые, осуждали его. За осторожность, которая кажется трусостью. Кристофер грустно усмехнулся. И это они еще не знают, как выкручивается и лжет господин ректор на приемах у господина министра внутренних дел, или в бумагах, которые он заполняет для следствия, или в отделении полиции, где в очередной раз отвечает на надоевшее «что вы можете сообщить нам об этих студентах?» Ему и самому противно, но что же делать-то? Лучше пусть так, чем завтра кого-то отправят на каторгу или в действующую армию.

Не за всех, конечно, он так бился. Но по странному стечению обстоятельств чаще всего попадали в неприятности те, кто был талантлив или хотя бы просто способен. Порой ван Эйреку хотелось материться: ну что вас тянет-то туда, мальчишки, почему же вы тратите силы не на то, что у вас получается лучше всего? Ну занимайтесь вы наукой и не лезьте в политику, ведь это не ваше дело, дети должны учиться! А они – лезли. И смеялись ему в лицо в ответ на уговоры и упреки.