Сказка о принце. Книга вторая (СИ)

- Патрик, зачем? Чего ради ты так стараешься? Зачем тебе эта власть, ты все равно лишен ее. По праву наследства трон перешел к Августу, а от него – ко мне. Отец и двор отреклись от тебя, ты не имеешь прав на корону.

- Имею, Гайцберг. Имею. Даже не по праву наследства – по праву крови. И это ты сломать не сможешь никогда.

Король задумчиво смотрел на него.

- Послушай, Патрик, - медленно и чуть недоуменно спросил он, - неужели ты совсем не боишься боли?

Патрик с интересом перевел взгляд на герцога.

- Это в рамках допроса? – поинтересовался он лениво, закинув руки за голову.

Король прошелся по комнате, остановился рядом с топчаном.

- Не сочти притворством, но мне действительно интересно. Ты ведешь себя так, словно тебе все равно. До тебя в руках Мартина побывало много таких, кто считал себя героями – но все они ломались очень быстро. – Он хмыкнул: - Насколько все-таки эффективна простая, добрая боль, тем более в сочетании со страхом. Все мы – только люди, и как все люди, зависимы от тела и его ощущений. И неважно, король ты или простой смертный. Твой отец, умирая, стонал от боли, как последний бедняк. А ты… ты ведь даже не пытаешься притворяться, что ничего не чувствуешь – и все равно молчишь. Почему? Ты не боишься боли и смерти?

Патрик коротко усмехнулся, потер запястья под кандалами.

- Еще как боюсь, - искренне ответил он. – Но знаешь, Гайцберг, есть вещи поважнее этого. И когда у тебя не остается ничего, кроме них, ты перестаешь бояться.

- Вот как. И что же это за вещи?

- Тебе не понять.

- Да? А ты все-таки объясни, я попытаюсь.

Патрик покачал головой.

- Если за столько лет такой, - он выделил слово, - работы ты ничего не понял, то не поймешь никогда.

- Но ведь есть же и у тебя слабина? – почти крикнул король. – Есть? Чего-то же ты боишься в этом мире?

- Есть, - подумав, ответил Патрик. – Ищи. Найдешь – все твое будет…

- Смерть, очевидно, не из их числа, - полувопросительно произнес Гайцберг.

- Не-а, - по-мальчишески улыбнулся Патрик.

- Все живые боятся смерти…

- Не все, Гайцберг. Не все. Ян Дейк не боялся. Не боялась женщина, которую ты не знаешь. Не боялся мой отец. Тебе не понять.

- Нет, отчего же, я понимаю… - подумав, отозвался Густав. – Один человек уже говорил мне это… когда-то давно. Ладно, пусть умирать тебе не страшно. А умирать, зная, что все напрасно? Зная, что то, что ты делаешь, не принесет результата? Этого ты не боишься?

- Боюсь, - подумав, признался Патрик. – Но я надеюсь, что так не будет.

- Да? А я вот другого мнения. Ты сдохнешь здесь, не вернув себе трон. Твои сообщники рано или поздно будут раскрыты. Тебя будут считать беглым каторжником, в истории ты останешься как отцеубийца. К чему такое упрямство?

- Все равно ты ничего не понял, - вздохнул принц. Лег поудобнее, закрыл глаза. – Понимаешь, Гайцберг, бывают моменты, когда приходится идти до конца – даже если кажется, что все потеряно. Не надеясь ни на что. Просто потому, что иначе – нельзя, невозможно. И идешь. Потому что по-другому не можешь.

Густав помолчал.

- Мысль твоя мне ясна, но… Ладно, это, в конце концов, твоя жизнь, а не моя, даже если ты ломаешь ее своими руками. Но тебя хватит ненадолго, Патрик. Подумай. У тебя есть время до завтрашнего вечера; я жду только отречения.

Патрик улыбнулся.

Несколько мгновений король смотрел на него испытующе и внимательно. Потом пожал плечами и вышел из камеры.

Патрик вцепился зубами в костяшки пальцев и застонал. Он выдержит? Еще бы сам он был в этом так уверен!

* * *

Холера пришла в Ружскую провинцию еще весной, едва просохли дороги и установился конный путь. Пришла с юга, с границы, откуда с возобновлением военных действий снова потекла река беженцев. Первыми заболели, как водится, бедняки, но в этот раз болезнь не пощадила и поместья богачей, и даже принятые наместником меры оказались недостаточными. А запереть провинцию в карантине, выставив военный заслон, теперь, на третий год войны, не было возможности – в войсках внутреннего охранения служили зеленые мальчишки и старики, да и тех не хватало. Спасибо и на том, что удалось закрыть дорогу для беженцев, которые теперь искали пристанища в Леренуа или на юге Приморья.

Раннее тепло, суматоха и забитые людьми дороги быстро принесли заразу в Руж. Лечебница Староружского монастыря уже к концу марта была забита больными, а скольких еще монахини пользовали в деревнях, уезжая туда с благословения настоятельницы. Работали на износ; деревенские дурачки кричали на папертях, что холера эта – наказание Господне за то, что… впрочем, версии расходились в разных деревнях, и выслушивать их очень быстро стало некогда: больным было не до того, а еще не заболевшие либо ухаживали за больными, либо пытались уехать, а там уж – кому как повезет. Но почта в Ружскую теперь не приходила, и из самой провинции написать стало практически невозможно: даже королевские гонцы обходили зараженные города стороной.