Сказка о принце. Книга вторая

– Извините, господин ван Эйрек, – сдавленно сказала она. – Но зачем, зачем вы дали мне напрасную надежду? Вам следовало сказать сразу, что у вас есть невеста, и я бы никогда… я бы не стала навязываться вам. Как вы могли так поступить со мной? Теперь вы будете считать меня распутницей и дурой…

– Мадемуазель, поверьте, я никогда не подумаю о вас плохо. Я бесконечно уважаю вас… но, право, я не мог предполагать, что вы будете испытывать ко мне чувства. Конечно, я виноват перед вами и…

Луиза закрыла лицо руками.

– Оставьте меня, пожалуйста, – проговорила она.

Патрик вздохнул, поднялся.

– Мадмуазель Луиза… Я готов остаться вашим другом до конца жизни, я уважаю и ценю вас. Если когда-нибудь вам будет что-нибудь нужно, вы всегда сможете прийти ко мне. Вы обязательно будете счастливы, поверьте, найдется человек, который по достоинству оценит вас.

Луиза не ответила. Она скорчилась в кресле, из-под пальцев капали слезы.

– Оставьте меня, – повторила она.

Апельсиновый кот спрыгнул со стола, бесшумно подошел к хозяйке. Покрутился рядом, прыгнул ей на колени. Но капли, катящиеся на светлый шелк платья, пришлись не по вкусу коту – мокро, и он соскочил на пол и потрусил к выходу. Из коридора послышался звук торопливых шагов и стук захлопнувшейся парадной двери.

Четвертого мая пришло письмо от лорда Лестина: поздравление с днем рождения и сообщение о том, что началась война. Объединенное войско Элалии и Версаны перешло леранскую границу.

Через два дня Патрик уехал из имения Августа Анри ван Эйрека.

* * *

Если бы когда-нибудь, думала Вета, графу Карелу Радичу сказали, что его первый внук родится не в доме графа в окружении слуг и врачей, а в маленьком, бедном домишке на окраине Леррена, граф бы очень сильно удивился. А еще вернее – рассердился бы и посоветовал собеседнику думать, прежде чем сказать такую очевидную глупость. И уж наверное, еще меньше ожидал бы такого Его Величество Карл Третий. Смешно – внук короля будет расти в доме простой горожанки. Увы, почему-то судьба не всегда учитывает желания и намерения людей. А еще вернее народная мудрость: хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах.

Впрочем, ей еще грех жаловаться. У нее есть крыша над головой и живая душа рядом. Могло ведь не быть и этого…

Беременность ее протекала без особенных осложнений, и Вета надеялась, что и роды пройдут так же. К началу четвертого месяца перестало мутить по утрам, отступил мучительный прежде голод. Живот рос медленно, но к зиме его уже стало видно под одеждой, и корсаж пришлось зашнуровывать совсем нетуго. Бабка Катарина говорила, что нужно больше гулять, и Вета ежедневно ходила на рынок, или к соседям с каким-нибудь поручением, или просто выходила и стояла возле дома, вдыхая пусть не очень-то чистый, но все-таки свежий и холодный зимний воздух.

Бабка, надо отдать ей должное, берегла свою неожиданную постоялицу. Но вся та обычная, ежедневная работа, которую Вета выполняла по хозяйству, была бы, наверное, привычной для деревенской девушки или горожанки из «простых». Вета же, аристократка, не привыкшая к тяжелой работе, уставала так, что к вечеру дрожали и подкашивались ноги, и это удивляло бабку. Иногда Вете казалось, что на каторге было все-таки полегче. Впервые задумалась она: как же крутятся, не видя продыху, все эти женщины, не видевшие с детства иной доли? И как ухитряются они рожать здоровых или хотя бы способных выживать детей? И как после этого сами остаются на ногах? Чем больше рос живот, тем тяжелее ей становилось даже чистить овощи и мыть посуду, уж не говоря о мытье полов. За водой бабка Катарина все еще ходила сама, беззлобно ворча на изнеженную свою квартирантку.

Волосы Веты отросли и спускались ниже плеч, она заплетала их в косу и закалывала шпильками на затылке, а потом прятала под платок. Лицо похудело еще больше, и сама она ничуть не поправилась, только живот выпирал впереди, как бочонок. Бабка говорила, что по всем признакам будет мальчик – и по форме живота, и по тому, как Вета носит. Сама Вета точно знала, что родится сын. Она не могла бы объяснить, откуда у нее такая уверенность, но тем не менее знала это так же твердо, как то, что светит солнце и земля под ногами твердая. Никого иного быть не может – только сын…

Что будет потом, Вета старалась не думать.

Может быть, порой горько усмехалась она, так и суждено им прожить здесь всю жизнь. Малыш никогда не узнает о том, кем был его отец, никогда не увидит того, что принадлежит ему по праву. Впрочем, по какому там праву – все права у Патрика отняли, и он не успел, не успел… По праву крови? Но кто ей поверит…

Иногда она начинала надеяться, что все изменится. В конце концов, не вечен Густав… даже если он будет править еще лет двадцать – это не так много. Наверное, кто-то остался из тех, кто был верен королю Карлу. Их можно и нужно найти… и обрывала себя – после. Когда родится и чуть-чуть подрастет мальчик, когда ему не будут угрожать все опасности сразу.