Сказка о принце. Книга вторая

Сказать по совести, у Ретеля было на что посмотреть и кроме охоты. Первые два дня Лестин и Патрик, отдохнув и выспавшись с дороги, провели, осматривая владения графа. Сам Ретель, высокий, темноволосый, почти не огрузневший, улыбался в густые усы с добродушием и основательностью доброго хозяина. Огромный парк, спускающийся к реке, напомнил Патрику дом до комка в горле; так и казалось, что встать вот сейчас на обрыве – и окликнет его сзади Ян, и Марк подойдет, смеясь, о чем-то рассуждая… Большая, полная света и воздуха бальная зала; оранжерея с диковинными цветами – теперь, в июне, большая часть их цвела под открытым небом; библиотека – довольно неплохая, хоть и не был граф ярым сторонником чтения. Своей коллекцией оружия Ретель гордился хоть и молча, но совершенно недвусмысленно, и там вправду было на что поглядеть. Патрик увидел даже фамильную шпагу, пожалованную деду старого графа королем Карлом Первым за верную службу; на клинке четко виднелось клеймо мастера Таравеля – легендарного оружейника Лераны. В коллекции самого Карла Третьего таких клинков было не более десятка. И, конечно, великолепная кухня, лишь немногим уступавшая дворцовой – хоть и извинялся граф за то, что живут они здесь скромно, «не то, что в столице». И, конечно, великолепные лошади – ах, как хороши верховые прогулки с утра пораньше, когда еще не жарко, когда солнце только поднялось над верхушками деревьев. И вино из погребов графа, и длинные вечера на широкой террасе, когда вокруг лампы кружатся бабочки… Вся эта роскошь, конечно, располагала к приятному общению – если не помнить, зачем они здесь.

С первых же минут после взаимных приветствий, после того, как представил его лорд Лестин – «это мой сопровождающий, Людвиг ван Эйрек… да вы, верно, помните его, граф, по столице» – «Ммм… как же, как же. Рад встрече, господин ван Эйрек» – с этих первых слов ловил на себе Патрик пристальные, быстрые взгляды Ретеля. Не удивлялся этому, конечно – как не удивлялся и добродушным, вроде бы безобидным вопросам, понимая, что еще долго будут его проверять.

– …и однажды мы с Его Величеством, – говорил Ретель за ужином, – заспорили о поэзии. Знаете, прежний король, не в пример нынешнему, в стихосложении разбирался. Особенно он уважал восточных поэтов, Хафиза, например – у него, помнится, были прелестные строфы…

– Да? – приподнял бровь Патрик. – А я слышал, что Его Величество как раз Хафиза терпеть не мог – вычурно, говорил, слишком мудрено. Он мессира Леколя уважал – за простоту…

В просторной, светлой столовой, защищенной от яркого июньского солнца легкими шторами, удивительно уютно. Гости уже отдохнули с дороги, и их рассказы о столице перемежаются меткими замечаниями и воспоминаниями хозяина. Бесшумно снуют вышколенные слуги, от выложенной на блюде зайчатины в белом вине – удивительный, с ума сводящий запах.

– …а меня тогда Его Величество в Залесье отправил – вопрос о торговых пошлинах улаживать, – рассказывал Ретель, когда подали десерт. – Еду я, значит, в порт… вы были в Регвике, господин ван Эйрек?

– Был, ваше сиятельство, – отвечал Патрик. – Как раз в том же году – отец брал с собой по делам. Я слышал, тогда у нас с Залесьем были очень сложные отношения. Говорят, вопрос с пошлинами едва не стал причиной морского конфликта…

Графиню Амалию Ретель Патрик тоже помнил еще по столице. Маленькая, полная и круглая, как булочка, она, тем не менее, сохранила изящество движений, хотя походка ее стала чуть тяжеловата – сказывался возраст. Была Амалия умна, немногословна, но остра на язык, пятерых детей держала в строгости и подмечала малейший непорядок. Патрик, сказать честно, побаивался встречи с ней – глаз у графини был цепкий, и сомневаться в том, что она узнает беглого принца, почти не приходилось. Другое дело, что без явного одобрения мужа она свои домыслы вслух не выскажет, однако Патрик, прикладываясь к руке графини, чувствовал себя очень неуютно.

В течение всего этого вечера он не раз ловил на себе взгляд небольших темно-карих глаз хозяйки, но не отводил своего взгляда. Когда закончили десерт, и все перешли в гостиную, а хозяин закурил, разговор зашел о родстве господина Людвига ван Эйрека с ректором Университета Кристофером ван Эйреком. Как водится, стали вспоминать родословную ветвистого и древнего рода, сбились, рассмеялись и махнули рукой. Главное, что род достойный, и молодой дворянин Людвиг должен выбросить дурь из головы и брать пример с почтенных предков. Когда граф, затянувшись, умолк и задумчиво посмотрел на серое колечко дыма, летящее к потолку, Амалия Ретель спросила негромко:

– Я слышала, господин ван Эйрек, ваша матушка уехала на воды в Версану. Как она сейчас себя чувствует?

– Благодарю, ваше сиятельство, – ответил Патрик, – намного лучше. Но, вероятно, матушка пробудет там еще долго – у нее слабые легкие, а в Лирре такой чудесный воздух.

Обернувшись к графине, он встретил мягкий, добрый, все понимающий взгляд Амалии – и улыбнулся ей в ответ.