В своём бережном отношении к лесу Джастер даже комаров не трогал, лишь отмахиваясь от надоедливого зудения да ставя на ночь магическую защиту.
Я не сразу поняла, что в этом скрыто нечто большее, чем простое нежелание убивать.
Он и в самом деле искренне любил и уважал лес с его обитателями. Им он улыбался, радовался и заботился о них, как любящий хозяин.
А вот к людям, в том числе ко мне, он относился совсем иначе.
Как бы горько и обидно от этого ни было, я оставалась для него таким же пустым местом, как в момент нашей встречи. Вот почему он хотел разорвать наш договор… Я не впечатлила его, как женщина, и ничем не смогла помочь, как ведьма. И он передумал.
Только разорвать заключённый договор можно было со взаимного согласия, а я отказалась это делать, потребовав исполнения…
И, когда он стал ко мне чуточку лучше относиться, опять всё испортила.
После моей неуклюжей попытки разузнать о его прошлом, Шут снова помрачнел, всё время думая о своём. Я же чувствовала себя лишней и виноватой: он-то по-прежнему мне помогал, а я ничего не могла для него сделать.
Думала ли я совсем недавно, что буду скучать по его грубоватым замечаниям и колким насмешкам? Но как исправить свою оплошность — я не знала. Извинения не помогли, и мне оставалось только молчать да заниматься своей работой.
Пока я разбирала травы и готовила зелья по новым рецептам, в том числе то, что Джастер назвал «духами», он занимался ужином, а в ожидании еды вырезал из подобранных веточек всякие фигурки. Иногда это были звери, иногда люди, а иногда очень странные существа. Готовые поделки он убирал в торбу, и я только украдкой вздыхала, не решаясь попросить посмотреть игрушки поближе.
Всё-таки я взрослая ведьма, а не маленькая девочка.
Когда я заканчивала свою работу, то ложилась спать, а он так и сидел у огня, строгая очередную фигурку. Я засыпала, глядя на его печальное и сосредоточенное лицо, чтобы спустя какое-то время вновь проснуться от звуков музыки. Джастер уходил в лес и играл для себя, но я, затаив дыхание, слушала.
Одни мелодии уносили меня в таинственные места, где над холмами под светом незнакомых звёзд танцевали крохотные человечки со стрекозиными крыльями. Другие увлекали в бескрайние просторы, где вольно гулял ветер и не было ничего, кроме высокой травы и неба, под которым неслись табуны прекрасных коней. Третьи поражали мерным рокотом волн, бьющих в деревянные борта кораблей, хлопаньем парусов и пронзительными криками птиц над головой. Четвёртые уводили в глубокие пещеры, и я слушала эхо шагов и рокочущие голоса таинственных подземных жителей. Иные убаюкивали журчанием ручейка, бегущего под пологом леса, и переливчатыми трелями птиц. Но иногда я слышала тяжёлую поступь неведомых армий, яростный звон мечей и звуки битвы. Такие мелодии славили победу, но при этом часто оплакивали павших.
Свирель же иной раз плакала так, что у меня невольно на глаза наворачивались слёзы.
Тосковал ли Джастер каждую ночь, или бессонница настигала его лишь в полнолуние, а может он не мог уснуть из-за растревоженной по моей вине раны — я не знала. Только чем круглее становилось ночное светило, тем больше горечи и надрывной тоски звучало в музыке.
В такие моменты мне хотелось пойти в лес и найти Шута, чтобы успокоить или просто побыть рядом. Но он хотел быть один, и я уважала это его желание. Слушая незнакомые песни, я думала, откуда же он пришёл и сколько всего ему довелось повидать, пока не засыпала под очередную волшебную мелодию.
Да и вправе ли я была вмешиваться в это его одиночество?
Днём я по-прежнему делала вид, что ничего не слышала, потому что Джастер явно не хотел об этом говорить. Он вообще не хотел со мной разговаривать.
Зато приносил новые травы и отсыпался после ночных прогулок почти до полудня.
Когда моя сумка была доверху набита склянками с зельями по новым рецептам, а торба — запасами трав, Шут решил, что нам пора возвращаться к людям.
— Куда пойдём? — Он затушил костёр и собирал вещи.
Я задумалась, вспоминая, какие городки есть поблизости.
— Можно в Грихаун, Солектор или…
— Ты что, собралась с такими зельями по деревням ходить? — Хмурый Джастер посмотрел на меня, как на дуру. — И продавать за медяки и полсеребрушки? Приди в себя, ведьма. Крестьянам будешь мусор за мелочь предлагать, а эти — только в город и по настоящей цене, за серебро и золото, не дешевле. Это не помои, это настоящие зелья. Твоего любовного теперь пять капель на кружку воды с лихвой на всю ночь хватит. Да и остальные не хуже.
За серебро и золото?! Ладно, раз уж он сам про это заговорил…
— Джастер, что ты со мной сделал?
— В каком смысле? — он смотрел по-прежнему хмуро.
— В смысле денег. Почему раньше я не могла столько за неделю заработать, как с тобой за один день?
— А где ты раньше торговала?
Неожиданный вопрос меня ошеломил.
— Что значит — где? В Вышгосе, конечно! И потом в попутных деревнях, пока тебя не встретила…
— Вышгось? Что это?