Джастер же словно не замечал косых взглядов и откровенного вранья, начищая «купленную» у книжника лампу, помешивая похлёбку и лишь иногда поддакивая рассказчику.
Наконец, запах от котелка пошёл такой, что в животе откровенно забурчало. Я торопливо отодвинулась отполога, надеясь, что болтливый охотник этого не услышал.
Что это за «госпожа», у которой в животе бурчит, как у девки обычной?
— Ужин готов, госпожа. И ваша лампа тоже.
— Хорошо, принеси мне их!
Мне очень хотелось увидеть Шута и выяснить, как долго он намерен терпеть этого навязчивого типа у нашего костра.
Но Джастер вёл себя подобающе.
Край полога был приподнят, обнажая опустившийся на лес вечер, и рука в чёрном поставила в шатёр зажженную лампу, а следом миску с дымящейся похлёбкой.
Полог опустился, оставляя меня в одиночестве, но теперь хотя бы было светло. Как же он удачно эту лампу взял… Мне бы и в голову не пришло…
Я ела похлёбку и слушала вечернюю тишину.
Шут и охотник тоже ужинали.
— Эй, приятель!
Хриплый шёпот раздался вскоре после того, как я успела доесть горячее. И это было совсем не похоже на очередную байку. Я убрала лампу подальше от входа, загородила её свет своей торбой и чуть приоткрыла полог, выглядывая в щёлку.
В густеющих сумерках костёрхорошо освещал обоих мужчин.
Охотник подсел к Шуту и заискивающе заглядывал воину в лицо.
— Ух, и хороша у тебя баба. Я таких смазливых давно не видал. — Гость заметно понизил голос, но я всё равно слышала. — Ужином угостил, уважил, мож, и бабой по-братски поделишься, ась? Да ты не серчай, мы ж свои, ты — «пёс», я — охотник, в лесу все мужики — братья. А на рожу мою не гляди, я в этом деле мастак! Мне ж все наши давали, а как рожу скривило, так носы воротят! Хучь в городе девок покупай! А платить-то за чо? Бабы-то промеж ляжек все одни, хучь за деньги, хучь так! Ей юбку на голову задерёшь, она для порядку попищит да побрыкается, а потом ничо, хучь куда стерпит, главное придавить покрепче, чтобы не уползала. Ну повоет потом, слёзы с соплями поразмазывает, да утрётся. А твоя вовсе ведьма, такие, болтают, до этого дела охочи больно. Ну, так чо? Я парочку, а потом ты, ась? Иль ты сперва, я уж потерплю, хучь и гостю первый почёт….
Что?! От гнева и омерзения меня едва не затрясло. Первый почёт ему?! Юбку он мне задрать хочет?! Попищит, а там всё стерпит?! Да я от него и мокрого места не оставлю! И чихать на откат! Ради такого дела перетерплю!
Но отдернуть полог и обрушить гнев на этого мерзавца я не успела.
— Она — не моя, — Джастер ответил негромко и так равнодушно, что разом остудил мой пыл. Но следующая фраза всё расставила на свои места: — Я как-то больше мужиков люблю.
В щёлку я видела, как воин отставил пустую миску, взял фламберг и придирчиво начал его осматривать под косым и настороженным взглядом охотника, поспешно отодвинувшегося подальше. Можно подумать, Живой меч на поясе Джастера был безобидной зубочисткой…
— Мёртвых, — невозмутимо уточнил Шут, пока я, закусив рукав платья, старалась не рассмеяться над очередным представлением.
Заметно побледневший, охотник спешно отодвинулся ещё дальше. Но представление только началось.
— Они, живые-то, орут, кричат, угрожают, оружием машут, бежать иногда куда-то пытаются. Беспокойство одно. Зато потом лежат, молчат, тихо так, хорошо… Не дёргаются, главное. И похрен, какая там у них рожа.
Воин проверил пальцем лезвие, недовольно поморщился и достал из торбы точильный камень, сделав вид, что не замечает, как охотник отодвигается всё дальше и дальше от него, испуганно стреляя глазами то в сторону леса, то на мой шатёр, то на Шута.
— А к ней… Ну хочешь — попробуй, вдруг повезёт. Правда, в последний раз она таких охотников наизнанку вывернула. Размазало по полу и стенам так — хоронить нечего было. Прям целиком весь изгаженный сарай и сожгли, вместо могилы, даже разбирать на доски не стали. Про это весь Кронтуш знает, да ты, видать, там не бываешь, иначе бы слыхал, что она силой и норовом крута, хоть и молодка по годам. Впрочем, ты мужик ловкий, смелый, хваткий, коли не брехал. А коли и удачливый, как баял, так, мож, ей глянешься, авось, и пожалеет, живым уйдёшь. Ну а коли нет — не обессудь, тут уж кто скорее успеет: я или она… Я ж «пёс», ты ж сам понимаешь…
Джастер провёл камнем по клинку фламберга с таким жутким звуком, что даже меня пробрала дрожь. Охотник не выдержал окончательно. Даже изувеченная часть лица заметно побелела.
— Я-я-я п-пойду, пожалуй!
Он вскочил на ноги, подхватывая свои пожитки. На здоровой половине лица глаз заметно дёргался, второй был широко распахнут, а руки заметно тряслись.
— Х-хозяйке своей б-благодарность п-передай за госте-п-приимство! Я б ещё у вашего костра погрелся, да пора мне! Темнеет ужо! До дому бы поспеть засветло! Не обессудьте, коли чего не так сказал! Всего вам, люди добрые!
— Бывай, — невозмутимо откликнулся Шут, напутственно проскрежетав камнем по фламбергу ещё раз.
Ветки и кусты затрещали так, словно за охотником гналась вся лесная нечисть с волками во главе.
Я откинула полог, стараясь не рассмеяться в голос.