Сказка о силе

— Смотри на того молодого человека в зеленых штанах и розовой рубашке, — прошептал дон Хуан и указал на очень тощего темноволосого человека с острыми чертами лица, который стоял почти против нас. Казалось, он был в нерешительности относительно того, куда ему идти — к церкви или к улице. Дважды он поднимал руку в направлении к церкви, как бы разговаривая сам с сбой и собираясь двинуться в ее направлении. Затем он посмотрел на меня с отсутствующим выражением.

— Взгляни на то, как он одет, — сказал дон Хуан шепотом. — посмотри на эти ботинки.

Одежда молодого человека была потрепана и помята, а его ботинки абсолютно износились.

— Он, очевидно, очень болен, — сказал я. — Это все, что ты можешь о нем сказать? — спросил он.

Я перечислил ряд причин, которые могли вызвать нищету молодого человека: плохое здоровье, невезение, безразличие к своему внешнему виду или может быть его просто только что выпустили из тюрьмы.

Дон Хуан сказал, что я просто спекулирую, и что он не заинтересован в том, чтобы оправдывать что-либо, предполагая, что молодой человек явился жертвой стечения обстоятельств.

— Может быть он секретный агент, который должен выглядеть оборванцем? — сказал я шутя.

Молодой человек пошел в направлении улицы разболтанной походкой.

— Он не должен выглядеть оборванцем, он и есть оборванец, — сказал дон Хуан. — посмотри, как слабо его тело. Его руки и ноги тонки, он едва может идти. Никто не может притворяться настолько, чтобы иметь такой вид. С ним что-то определенно неладно, однако не его обстоятельства. Я опять подчеркиваю, что хочу, чтобы ты видел этого человека как тональ.

— Что под этим скрывается, видеть человека как тональ? — Это означает перестать судить его в нормальном смысле или оправдывать его на том основании, что он похож на лист, отданный на волю ветра. Другими словами, это значит видеть человека, не думая о том, что он безнадежен или беспомощен.

Ты абсолютно точно знаешь, о чем я говорю. Ты можешь оценить этого человека не обвиняя его и не прощая.

— Он слишком много пьет, — сказал я. Мое заявление не было преднамеренным. Я просто сделал его, в действительности не зная почему. На какое-то мгновение я даже чувствовал, что кто-то стоящий сзади меня произнес эти слова. Мне хотелось объяснить, что мое заявление было еще одой из моих спекуляций.

— Это не спекуляция, — сказал дон Хуан. — в тоне твоего голоса была уверенность, которой не было раньше. Ты не сказал: «может быть, он пьяница.»

Я чувствовал раздражение, хотя и не знал в точности, почему. Дон Хуан рассмеялся.

— Ты видел этого человека насквозь, — сказал он. — это было «видение». «Видение» такое и есть. Заявления делаются с большой уверенностью, и не знаешь, как это произошло. Ты знаешь, что поймал тональ этого молодого человека, но ты не знаешь, откуда ты это узнал.

Я должен был признаться, что каким-то образом у меня было такое ощущение.

— Ты прав, — сказал дон Хуан. — в действительности не имеет никакого значения, что он молод. Он калека, как те две женщины. Молодость никоим образом не является барьером против разрушения тоналя.

Ты думал, что должно быть очень много причин для такого состояния этого человека. Я нахожу, что причина только одна — его тональ. И не то, чтобы его тональ был слаб из-за того, что он пьет. Тут как раз все наоборот. Он пьет, потому что его тональ слаб. Эта слабость заставляет его быть тем, что он есть. Но то же самое происходит со всеми нами в той или иной форме.

— Но разве ты так же не судишь его поведение, говоря что это его тональ?

— Я даю тебе объяснение, с которым ты никогда раньше не встречался. Однако это не оправдание и не осуждение. Тональ этого молодого человека слаб и боязлив. И однако же, он не одинок. Все мы более или менее в одной и той же лодке.

В этот момент очень крупный мужчина прошел перед нами, направляясь к церкви. На нем был дорогой темно-серый костюм и в руке он нес костюм. Воротник его рубашки был расстегнут, а галстук расслаблен. Он обливался потом. Кожа у него была очень светлая, и это делало пот еще более заметным.

— Следи за ним, — приказал дон Хуан. Шаги мужчины были короткими, но тяжелыми. В походке его было покачивание. Он не стал подниматься к церкви, но обошел ее и исчез за ней.

— Нет никакой необходимости обращаться с телом таким образом, — сказал дон Хуан с ноткой укора. — но печальный факт состоит в том, что все мы научились в совершенстве тому, как делать наш тональ слабым. Я назвал это индульгированием.

Он положил руку на мой блокнот и не дал мне больше писать. Он объяснил это тем, что до тех пор, пока я записываю, я не способен сконцентрироваться. Он предложил, чтобы я расслабился, выключил внутренний диалог, отпустился и сливался с тем человеком, которого наблюдаю.