Сказка о том, как Герда бежит за Каем (СИ)

— Это не так! Это вообще… не их ума дело. И перестань всё перекручивать! — Гермиона негодовала из-за того, как легко он управлял её эмоциями, словно чёртовой стрелкой из маггловского твистера. — Ты специально это делаешь. Пытаешься сказать что-то ядовитое, чтоб сбить меня с толку.

— Ты достала меня со своей ролью святоши, Грейнджер, отвали от меня с этим. Я не ебаный лабораторный проект у Спраут, не нужно меня пичкать ересью о том, что ты якобы что-то обо мне поняла, — почти прорычал Малфой. — Я могу заполучить любую, ты мне не нужна.

Она сделала шаг назад, сглотнув. В его глазах было безразличие мясника, абсолютный холод. Это ожидаемо, Гермиона. Он всегда так поступает. Это его защитная реакция.

О, какие разумные доводы Гермиона могла генерировать внутри своей головы, но та рана внутри неё отозвалась на секунду, будто микроволновка подала звук — оповещение о новом порезе, который начнёт кровоточить, как только она выйдет за дверь этого кабинета. Будто Малфой своим присутствием создавал подобие Лимба, где не было настоящей боли, он её удерживал, чтобы потом догнать этими ощущениями вдвойне.

— Я и не говорила, что нужна тебе, — голос девушки дрогнул, но она запретила себе рыдать. В последнее время Гермиона и так слишком часто это делала. Как тряпка. — Но не делай вид, что я одна в этой ловушке, Малфой.

Он фыркнул, смерив её взглядом с головы до ног.

— Не обольщайся, Грейнджер. Я мужчина, а мы, мужчины, так устроены: встречая ту, которая даёт, — мы берём, — Малфой пожал плечами, будто объяснял простую схему мира.

— Знаешь, ты совсем не выглядел так, словно тебя заставили, — с каждой секундой этого разговора шансы на то, чтобы уйти не разрыдавшись, таяли.

— Намекаешь на то, что мне понравилось? — слизеринец улыбнулся, но это не затронуло его глаз. Он будто высек из своей стальной радужки нож и натурально её разделывал. Гермиона практически чувствовала, как сухожилия отслаиваются от мяса. — Ну, конечно, узкая мокрая девственница, будь горда, мне это принесло удовольствие. Жаль, что Краму не достанется такого же, но, я уверен, ты всё возместишь.

— Господи, какой же ты мерзкий, — Гермиона обняла себя.

На этом всё. Этого было достаточно. Ну почему Гермиона не смогла уйти в самом начале? Малфой мог о себе позаботиться, она была не нужна ему, он сам так сказал. Все, что мог слизеринец — это вылить ей на голову очередную порцию помоев, которая потом не одну ночь будет доноситься эхом до неё перед сном, идеально повторяя его выражение лица в этот момент. Она не настолько сильная, чтобы выдерживать такое каждый раз.

— Это я мерзкий? Знаешь, я бы мог позволить каждой шлюхе в этом замке облизать себя, но всё равно не избавился бы от твоих отпечатков по всему телу, — он скривился, вновь осматривая её.

Так натурально, Малфой. Он взял со стола бутылку и отпил ещё. Голова слишком быстро становилась яснее, парень очень много пил в последнее время, и организм каким-то образом адаптировался к постоянному заливанию в себя алкоголя. Но когда Грейнджер стояла напротив, процесс был явно менее прогрессивным. Алкоголь должен помогать. Но с каждым глотком пустота в груди только становилась больше.

Грейнджер едва не плакала. Он видел это по подрагивающей губе и сцепленным пальцам и ненавидел себя за то, что хотел подойти и забрать все слова обратно. Но с какой-то извращенной стороны ему это нравилось: знать, что его слова могут вот так её ранить. Значит, ещё не всё. Пока у него есть власть мучить Грейнджер — это не конец.

— Тогда не нужно было позволять себя трогать, — ответила она, не расцепляя зубов, и двинулась по периметру комнаты к своим драгоценным книгам, но у неё на пути стояла парта, которую он варварски едва не впечатал в стену, сбив при этом два стула.

Грейнджер хотела уйти. Конечно, она хочет уйти. И это внезапно вызвало в Драко панику, потому что парень понимал: он может её остановить, но тогда спектакль не возымеет пользы. Тогда это всё будет выглядеть глупо. Или безумно. Но он же псих. Наверное, ему можно.

— А таким? Я нравлюсь тебе таким, Грейнджер? — она развернулась к нему, всё ещё каким-то образом сдерживая слёзы. — Ты ведь хочешь, чтоб во мне всего этого не было, верно? Чтоб я оказался милым сладким мальчиком без всего этого дерьма. Но это только в твоей голове.

Грейнджер выгораживала его внутри своего всезнающего мозга, и Драко убеждал себя, что она делает это не ради него. Она это делает, чтоб убедить себя, что переспала не с кем-то ужасным. Не с будущим Пожирателем. Не с сыном какого-то маньяка. Не с ним. А с какой-то его лучшей копией. Но одна из его сторон ликовала, потому что это значило, что Грейнджер всё ещё борется. Несмотря на Крама и остальное. Но даже если так, однажды она поймет, что Драко не стоит этих усилий, не стоит даже жалких убеждений себя. Он — Малфой, и останется им. Сыном своего отца, неважно, что его ломает на куски. Тогда она бы разочаровалась, так что лучше не очаровываться, верно? Я ведь пытаюсь спасти тебя, Грейнджер, неужели ты не видишь?