Сквозь глухое покрывало бессознательности она всё-таки смогла расслышать неясный шум. Это почти беззвучно разъехались створки. Корабль был мёртв. В последней битве его разум был уничтожен, и только крохи рассыпающихся связей у почти разумного искина смогли доставить на базу умершее железо. Теперь она входила в него новой жизнью, решив отдать ему свою душу.
Перед тем как сделать последние шаги, Горги неподвижно стояла несколько минут, словно знакомясь со своим будущим телом, а ему, этой огромной неживой оболочке, предлагала полюбоваться собой.
Медуза вдруг обрела уничтоженный, почти год назад, внутренний покой и своё растоптанное в песке у моря достоинство, которое не боится оскорблений, унижений и заносчивости.
Она глубоко вздохнула, поправила непокорные волосы и медленно пошла. Боль и усталость покинули её. Вся походка, прямая спина, стройность линий невероятной женской фигуры «пели», и, как тягучее пламя костра, как масляные волны глубокой лагуны, вливались в умершее железо.
Пространство вокруг медленно осветилось. Загорелась центральная панель. Переплетающиеся буквы поплыли по бледному металлу. Вимана оживала, забирая в себя отдающее жизнь существо. Ещё не проснулся разум, но оболочка легко откликнулась на прикосновение той древней красоты, которая нигде не имеет возраста и зовётся женской живительной силой!
Наконец, всё было закончено. На ступенях серой пылью остался лежать некогда бесценный свадебный пеплос…
К утру над равниной вновь, как двадцать лет назад, взвилось в потемневшем небе титаническое пламя. Нетронутые балки дворца плавились, стекая ручьями жидкого камня и застывали огромными раскалёнными багровыми лепёшками. Предрассветное небо потухло и обуглилось от слепящей огненной стихии.
Над этой раскалённой могилой высоко над землёй висел лик худой четверорукой синекожей богини, матери всех миров, с всклокоченными волосами, напоминающими шевелящихся змей. В одной руке она держала меч, в другой лук, а на поясе была приторочена живая голова, удивительно напоминающая голову златокудрого Феба. Мусагета — предводителя муз. Сауроктона Кифареда — хранителя стад. Аполлона Лучезарного — Бога света и солнца.
— Я Кали! — прогремело вокруг.
***
— Во всём масоны виноваты, — вздохнул Андрей Дмитриевич, выходя из-за стола. — Спасибо, Наташа.
— А я считаю, что они от того и выдающиеся, что правильную партию организовали. Вот если бы коммунисты в своё время историю изучили, то и Ельцин бы, может, не продался. — Парировала тёща.
— Он не продался, мать, он всё продал масонам. Все эти Рокфеллеры, Трампы все они на наш хлеб зарятся.
— Ну, не скажи. Евреи — народ трудолюбивый…
— Вы ещё скажите, что они Россию с колен подняли.
— Куда кого подняли не скажу. Но ты мне, дорогой зятёк, объясни, чтобы я поняла, что это за масоны, по-твоему, такие?
Прокурор задумался на минуту, смутно догадываясь, что из-под его незыблемой версии вот-вот выбьют почву.
— Сразу о масонах не расскажешь, — уверенно начал он. — Есть много теорий, написано десятки исторических хроник, множество памятников архитектуры рассказывают о жизни этого тайного общества…
— Тайное, это когда знает один, если два, то уже секрет. А если про твое общество бездельников книги понаписали, то и трепачи они очередные, как и все твои знакомцы. Евреи же в пустыне благодатную землю организовали, в отличие…
Тёща тоже встала из-за стола, посмотрев в окно на разрушенную теплицу, и гордо проследовала на террасу.
— Ну, что прокурор, уели? — хихикнула подлая Наташка. — Это тебе не в суде сроки оглашать.
— Оглашает судья, — огрызнулся супруг и вздрогнул от оглушительного телефонного звонка.
***
На древней площади арабы с понурыми осликами ждали туристов. Маленькое уличное кафе любезно приглашало посидеть в тени прохладных каменных стен и выпить пива. Пахло навозом, пиццей и цветами.
— Папа нас доконал, — констатировала Катрина, вытянув стройные ноги под столиком, случайно коснувшись пальцами Ванькиных лодыжек.
— Есть маленько, — согласился приятель. — Зато как классно погуляли.
Для него, всё в этот день было насыщено авантюрным духом приключения, с романтической ноткой и желанием целоваться где-нибудь в одном из каменных закутков старого города, ещё хотелось съесть бургер и основательно отмыться от всё ещё ощущаемого тонкого запаха болота…
Хенрик сделал заказ и последнюю отметку в фолианте.
— Сколько же здесь путей! — восхищённо резюмировал он. — Великий город!
Компания выпила пива и заказала ещё. Солнце, опалившее за день город, уже отключило топку, но огненные камни подло продолжали нагрев атмосферы снизу. Клонило ко сну. Молчавший всю дорогу Димон поёрзал на стуле и решился:
— Я обратил внимание на то, как за нами внимательно наблюдают наш американский знакомый агент, тот который с инфарктом, и представитель Моссада на пенсии…
Хенрик закашлялся, подавившись пивом, а Ванька, мирно растиравший усталые икры подруги, расположенные у него на коленях и медитировавший, вздрогнул, чуть не упав.
— И ты молчал всё это время? Димыч, ты дурак?!
***