Сказка о востоке, западе, любви и предательстве

— Шарль! — испуганно воскликнула герцогиня, и стыд душной волною охватил сира де Крайоси. Как он смел поддаться мгновенной слабости, как позволил герцогине мчаться вместе с собою в бурлящий как котёл город. Он не находил для себя ни прощения, ни оправдания, и непрошеные слёзы подступили к его глазам, пока меч прорубал дорогу к свободе, а голос будто сам отдавал приказы: «Не размыкать круг! Защитите её светлость, благородные сиры, или умрите!» — совсем не задумываясь над тем, что он сам сир де Крайоси был единственным рыцарем в отряде.

Мечи и окрики, взбешённые кони и безудержная ярость заставили дрогнуть нестройную толпу, побросать камни и копья, разбежаться по проулкам и подворотням, как сбегают крысы от огрызнувшегося вдруг старого пса.

— Уходим, — приказал де Крайоси, спешно оглядывая свой отряд: все живы, двое ранены, её светлость испуганна, но решительна:

— Скорее, сир, мы должны отыскать моего супруга! — понял Шарль, но не решился бы ответить, сказали это уста герцогини или её глаза.

И всадники снова закружили по клубку улиц бедняцкой Асиньоны, так похожих одна на другую, что никто вскоре не мог сказать, по этой ли улице они проезжали совсем недавно, или то была другая. Но сир де Крайоси не сдавался отчаянью, раз за разом повторяя попытки, и без устали шепча молитвы.

— Герцог мёртв! Герцог мёртв! — разносился по древней Асиньоне пожар. Улицы и площади наполнились народом, толпа разграбила казармы, смела не ожидавших нападения христиан, вооружилась и вдохновилась лёгкой победой, хлынула волной вперёд, к старому городу, закружила Джабраила водоворотом. И всё больше людей вставало под знамёна восстания, и уже полыхали по разным концам города занятые христианами башни и здания. Звучали голоса, что Божьей милостью, султан на подходе к городу, что он обхитрил христианского короля. Восторг лёгкой победы, сброшенного гнёта, свободы, переполнял душу поэта, и Джабраилу приходили стихи:

Проснулся лев! Не жди теперь пощады пёс, шакал, гиена!
Смеялся ты, хвалился ты, усы топорщил ты надменно,
Ты мог бахвалиться и выть, мог щёки раздувать, храбриться,
Но лев проснулся, лев рычит! Беги! со львом тебе не биться!

И он слышал, как слова его оказались подхвачены сотней голосов и разнеслись над головами, высмеивая врага, вселяя смелость в души асиньонцев.

Но толпа наткнулась на копья, ударилась о строй закованных в железо воинов, отхлынула. Битва затянулась. Долго и тяжело, с большими потерями защищали восставшие улицу, то брали вдруг верх и отбрасывали христиан, то разбегались под ударом конных рыцарей, таранами врезавшихся в толпу, чтобы собраться вновь, и вновь идти на приступ. Дым, пот и кровь, усталость и смерть были всюду вокруг Джабраила, и стихи больше не приходили к нему, и голова его гудела, и слёзы текли из глаз.

Но что же оставленный светлым герцогом и его герцогинею дворец? Спешный отъезд де Крайоси, и проникающие всюду, словно мор или песок во время песчаной бури, слухи о беспорядках переполошили его обитателей. Сир Ги де Фрей и сир Жан де Ойдоян, не дожидаясь приказов собрали своих людей и ускакали выбивать из подлецов наглость, но вестей от них не было, и потому следом оправился сир Пьер де Гренжо, который тут же вернулся, крича, что весь город захвачен восставшими, а у христовых воинов нет другого выхода, кроме как запереться во внутренних стенах дворца и ждать Божьей милости, вознося Ему молитвы.

Сир де Гренжо по общему мнению был назван трусом и предателем, недостойным звания рыцаря, однако дело это не решило, и благородные сиры препирались, не желая уступить:

— Мы останемся оборонять дворец, пока не выясним, что сталось с его светлостью, герцогом Жоффруа! — гудел краснощёкий барон де Вилль.

— А я вам говорю, любезный сир, что нам следует немедленно выступить и ударить тремя отрядами по трём направлениям: по главной улице пробиться до храма, прогнать чернь с Базарной, и…

— Совершенно согласен с юным виконтом, — не давал тому договорить длинноносый сухой старик, — только удар должен быть один, подобно сжатому кулаку! Не след нам тыкать во врага растопыренными пальцами, сиры!

— Да вы и меча не уже не поднимете, сир де Бран! — сердился и краснел ещё сильнее де Вилль, — у нас нет достаточно сил, чтобы удерживать восставший город. Если уж оставлять дворец, то нужно пробиваться к Южным воротам и выводить людей.

— Ваше слова — предательство! — горячился виконт. — Оставить город теперь, значит дать сарацинам усомниться, что сам Господь ведёт нас своей рукой!

— Прекрати эти бредни, мальчишка! — рычал в ответ де Вилль. — У нас триста всадников и пятнадцать сотен…

— Отчего вы считаете, что виконт де Леспьер бредит? — тихо и с угрозой спросил епископ, подошедший незаметно для спорщиков.

— Не лезь не в своё дело, щенок! — огрызнулся барон.