Сказка про наследство. Главы 1-9

До Тулузы у Гели Веселкиной квартировал Ф. Цуков – молодой парень, приехавший в Утылву из Казахстана в начале 2000-х годов. Тоже немало времени прошло. Имея перед глазами нынешнего Федора Ильясовича Цукова – упитанного, щекастого, важного – сложно представить его же почти десять лет назад. А тогда он был худеньким брюнетом с жесткой шевелюрой – явный полукровка. Смуглая кожа, темная корка на губах. Крутые брови почти без прерывания от переносицы до висков – самые заметные на лице. Ресницы длинные, изогнутые. Глаза обыкновенные, не узкие. Нос небольшой. Вроде вполне европейские черты, но есть нечто своеобразное – азиатчинка как у Дюши. За все время жительства в Утылве никто про его семью не слышал – не знали даже, живы родичи или умерли – поглотила казахская степь с концами, там еще больше властвует судьба, фатум. В Утылве, по крайней мере, верят в сказку про счастье – аж скулы сводит, как верят. И Федор Ильясович, когда совсем припекло на родине в Казахстане, отправился на поиски нового счастья. Принесла нелегкая в Утылву – все на тот же вокзал на станции Южно-Уральской железной дороги. Уже несколько героев в нашей истории так сделали, среди них Федор не первый и не последний.

Повторялся один ритуал. Вспомним первый раз здесь? Тогда… выпускница Орского института Лида Чиросвий впервые ступила на благословенную землю Утылвы – землю покоя, довольства и счастья. Просто спрыгнула на перрон из вагона, сзади ей подали чемодан, мешок и связку книг – вот и вся скромная поклажа. Крепкая, кареглазая девушка в черном плюшевом жакете – роскошные косы и серьезное выражение лица… Через сколько же? через пять десятилетий? из покрытого толстенным слоем пыли поезда Караганда – Москва выбрался черноглазый паренек, стащил вниз багаж – чемодан и больше ничего. Больше никто не вышел из вагона. Поезд помедлил четыре минуты, затем дернулся, застучал колесами, набирая скорость, и исчез в направлении к Кортубину – то есть, строго на северо-запад. Одинокий Цуков остался на перроне.

Новый человек произвел в здешнем заповеднике впечатление двойственное. Симпатичный, вежливый, улыбчивый, готовый услужить. И одинокий, холостой. Тылвинским девушкам Федя сразу понравился – свои-то парни успели надоесть до чертиков (рыжих). Смущало то, что у Цукова в Утылве не имелось родни – вообще, никого и никогда – то есть, о нем стало известно только после приезда. И еще чувствовали тылки – некую отчужденность подобно той, что была в бабе Лиде – ох, в нашей загадочной бабушке. Вот и Цуков ровен, обходителен, но близко не подпускал. Не доверял людям. Не раскрывался ни с печалями, ни с радостями. А уж печалей-то у него с молодости скопилось с лихвой (даже лишенько ему стало), что вынужден переехать из родных мест фактически в никуда – в Утылву.

Русские тогда возвращались с краев, вдруг обернувшихся чужбиной, и родина принимала их не как родных детей, а пасынков. Будто они в чем-то виноваты! На обломках прежней империи происходило становление национальных государств (насколько долговечных – покажет время), и русское население массово выдавливалось. Цуков – частичка в общем изгоняемом потоке. Его семья (была же она!) лишилась дома, скарба, работы, привычного окружения, уверенности. Жили Цуковы до того в городе примерно таком, как Кортубин – на холмах, с севера искусственное водохранилище, с юга горные складки, а в городской черте на востоке металлургическое предприятие. Грохот, дым, гарь. Область, похожая на Кортубинскую. И опять же степь. Вкус горечи от ковыльных и полынных трав. Чувство потери. Нить из прошлого запуталась. Клубочек по тропе из рельсов и шпал привел в сказку – в Утылву. Только Федор Цуков так не думал – и сейчас не думает.

На месте необходимо было решать практические вопросы. Не надеяться ни на кого. Федор и решал – нашел съемное жилье в Малыхани, устроился на ИТРовскую должность на ТыМЗ – вот так пришел с улицы и устроился. Правда, с дипломом Алматинского вуза. В техотделе заметили, что новичок не глуп, схватывает на лету, способен рассуждать и пр.; из своего коллектива В.И. Имбрякин выделял перспективных кандидатов – К. Кулыйкина и Ф. Цукова – и предпочитал опираться на них в работе. Федю просили при запарке задержаться после работы, когда имелись срочные проблемы – он оставался несколько раз, а потом в конце месяца обратился к табельщице с вопросом об оплате переработки. Имбрякин, услыхав, удивился:

– Да, ладно, пара часов. У тебя что, семеро по лавкам? Никого нет. И потом, у нас так принято. У ИТР ненормированный рабочий день. Все работали!

Федя отвечал вежливо: