Затем, что до Утылвы все медленно доходит. Затем, что в их жизнь непрошено вмешались чужие властные силы (не только ворпани). Затем, что так делается карьера в России, и огромные состояния олигархов тоже так делаются. Подобным дивьим образом. Здесь жизнь бьет ключом – и норовит все по темечку. С одного такого источника – бьющего из земли ключа – начинается и далее усиливается Негодь. Туда сейчас направляется кортеж черных автомобилей (а в Утылву, не миновав Негодь, не проедешь). В средней машине сидит Г.П. Сатаров. Ну, олигарха жалеть не пристало. А вот Витька… Бедный, бедный Пятнашков! Сколько ему довелось пострадать, и на что он решился, вылакав бутылку Метаксы и подвергнув жестокому анализу свою жизнь. Безрадостный, несчастливый итог. Есть от чего прийти в отчаяние! Витькины основы пошатнулись, земля ушла из-под ног и провалилась в нору ворпаней. Уже не бульк. Тем более, в Утылве никто не способен понять Пятнашкова – осознать бездны, что ему открылись. А кто бы смог понять? Те самые четверо хуторских парней и из них особенно Гранит Решов. И еще олигарх Генрих Сатаров, которому не чужды Викторовы метания. Но Генрих ни за что не подтвердит вслух, что когда-то тоже почувствовал себя раздавленным и отчаялся. Скажете: сказки! с чего олигарху отчаиваться. Эдакая прорва деньжищ! Однако дело ведь не только в деньгах?
В оправдание Прова Провича Сатарова, ставшего хозяином комбината, будучи сначала его директором: да, он воспользовался служебным положением – не дурак, значит! – но у П.П. и его семьи реальные заслуги, и живо чувство долга перед кортубинцами (смешной совковый рудимент!). Родина у Сатаровых ЗДЕСЬ. Потому и боролся Пров за комбинат отчаянно, не считаясь с риском любых последствий. А сын Генрих просто помогал отцу. Ах, ПРОСТО?! Без Генриха успеха не случилось бы. Враги (бесформенная, безликая, бесчеловечная рыжая масса – конечно, можно указать ФИО, посты и должности, названия банков, фондов, компаний и пр.) безошибочным чутьем ворпаней выделили опасное звено – молодого Сатарова. Выделили, чтобы устранить. На Генриха реально покушались. Обыкновенная практика дележа и грабежа в девяностые годы. Устранить, убить человека – застрелить, отравить, задушить, зарезать, утопить. Да мало ли что учинить! Лишить жизни, лишить дивора – перечеркнуть одну судьбу, а с ней и многие другие судьбы. И история Кортубина и комбината пошла бы по иному пути.
О чем думал Генрих Прович Сатаров на бесконечных спусках и подъемах на пути в Утылву? Ровно о том же, о чем другие путешественники, очутившиеся по воле случая именно в этой точке схождения путей, судеб, надежд. Все мы – люди, все мы – человеки. Открытые пространства подавляют. Любой ощутит свою слабость и ничтожность перед величественной природой. Да, люди одинаковы и предсказуемы – да, да, и олигарх, и простой смертный.
Но сейчас, пока кортеж черных иномарок меряет километры по степи, выдалась возможность рассказать, о чем господин Сатаров уже многие годы запрещал себе думать.
Однажды поздним вечером 199… года Генрих возвращался с работы. Служебный автомобиль подбросил его к Г-образному зданию перед ж/д мостом на улице Социалистической – как раз к подъезду в шестиэтажной угловой части – там, на пятом этаже жили Сатаровы (первое кортубинское семейство), другие квартиры тоже занимали комбинатовские начальники (побольше, поменьше). Знаменитый дом в областной столице. Просторный зеленый двор к тому времени уже опустел – на лавочках вокруг бетонной чаши давно высохшего фонтана не сидели пенсионеры, по пешеходным дорожкам не прогуливались мамаши с колясками, в высокой траве не мелькали стайки веселой детворы, не перекликались звонкие голоса. Все как-то странно.