– Мужские взгляды метнулись на девичий носик – самый очаровательный носик на свете. Про олигарха позабыли, а он раздраженным тоном напомнил о себе.
– Долго еще? Стоите, лясы точите… Так можно и до второго пришествия ждать…
– Полный порядок. Угроза устранена. Террористы схвачены, – охрана спохватилась и доложила четко. Но господину Сатарову нелегко лапшу на уши навесить.
– Угроза? Террористическая? Чисто шок и трепет – не в пустыне, а в степи… Вмятина на крыше заметная… Чем бомбанули?
– Э-э… ничем… Э… картошкой…
– Шутить изволите?! – Генрих распахнул дверцу осторожно и не полностью. Ему показалось, что насчет картошки он ослышался.
После кондиционированной атмосферы салона воздух снаружи захватил сразу. Генрих аж задохнулся с непривычки. Все скопище степных ароматов выстроилось в штурмовую колонну. На восприятие олигарха будто нанесен удар. Результат – чуть ли не нокдаун. Каким приемом? каким именно запахом? Здесь и горячая, горькая пыль, выхлопы бензина от кортежа, весеннее возбуждение, дурманы трав, цветочный букет (правда, к нему присоединялась кислая, «мышиная» нотка) и еще много всякой летучей всячины, что несли вольные ветра неведомо куда и потеряли по дороге. И запах ветра – такого же древнего и властного, как сама степь. Признаки жизни в степи – людей, зверей, скота – даже запах навоза совершенно естественный и уместный. Отсутствовали промышленные выбросы – это понятно, тылвинский завод стоял. Воздух был чистый и щекотал ноздри – словно касание белого облака, белого пушистого кота. Очуметь! Так пахнет воля – исконная, завораживающая.
Легкие с наслаждением вбирали эту животворную смесь. Генрих был потрясен. Словно расправилась каждая жилочка в его теле – расправилась и взыграла. В крови закипели пузырьки. Бесследно исчезла досада, что сжимала из-за необходимости совершить сегодняшний визит в никуда, задвинув действительно важные дела ради какой-то Утылвы!
Сатаров, сунув кулаки в карманы, покачивался на каблуках. Глаза закрыл, но веки плотно не прилегли – трепетали, оставляя щелки. Голова с непривычки кружилась. Странные мысли лезли. Все странно и непонятно происходило с ним. Кортеж стоял как вкопанный, а Генриху чудилось, что твердая земля колеблется у него под ногами. Что это не земля, а… не смейтесь!
Вот море и рыбы – это очень, очень романтично. И символично. Особенно железные рыбы в основании мира. Можно сказать, символ и еще смысл, и главное содержание АО Наше железо. Олигарх сейчас не хотел думать о главном. Коварное Пятигорье подкралось незаметно – в виде синего облака, а застигнутый врасплох Генрих дал слабину. Но ведь Максим Елгоков тоже очутился беззащитным перед броском белого кота. Приемчики повторяются…
Сатаров уже готов скомандовать – по машинам! – но почему-то молчал.
– Пап! Пап! – Дэн взирал вокруг с изумлением.
– Чего тебе? – спросил отец, не открывая глаз.
– Ты как себя чувствуешь?
– Великолепно!.. Я говорил оставаться в машине. Нельзя быть ни в чем уверенным…
– Пап, да там изжариться можно. Душегубка!.. А ты сам?… Только глупости это. Ну, какие они террористы? Простой мальчишка. Абориген деревенский или хуторской. А девушка – да-а, как раз девушка-то… Пап, прикажи отпустить их. Ничего же не сделали – кроме вмятины на крыше…
Генрих молчал – больше для того, чтобы продлить ощущение сказочного счастья. Но ничто нельзя продлить – и вернуть тоже. И поверить. Вот разве заслуживает доверия пацан, бормочущий странные речи? Охранники насторожились.
– Я не виноват. Не стрелял. У меня пистолета нет… Картошка – то ж попробовать, кто дальше закинет – я или Танька… Я кидать не хотел. Я хотел ноги вымыть. Намозолил пальцы-то – в ботинках, без носков. Хотите, покажу?.. Да, знаю, знаю, что вода в Негоди – не такая… Но я же только ноги… А тут прибежал этот… И все испортил.
– Стоп. Кто этот? Куда прибежал?