Сказка сказок, или Забава для малых ребят

в один лишь час, наличными, расплата.

ЧИККО АНТУОНО

Да, раз поддашься этому крюку —

уж не отцепится, он как лишай:

сколько ни чешешь, только больше зуда.

Коль осмотреть все службы и ремесла,

сколь в мире их ни счесть,

увидим, что повсюду так и есть.

Для первого примера: дворянин,

синьор, имеющий вассалов.

Чуть он разведал, что его крестьянин

скотинкою разжился и деньгами,

и вот повадится просить как бы взаймы

сегодня, завтра, и за разом раз

все говорит, что якобы отдаст

в тот день, когда прольются небеса

дождем сушеных фиг и винограда.

То занимает у него овса

до будущего урожая,

то требует прислать вола, осла,

различные предлоги измышляя.

И столько будет длиться этот зуд,

вся эта неотступная осада,

что тот мужик, отчаявшись совсем,

иль пакость тайную обидчику подстроит,

иль руку не удержит… И коль так,

то, бедный, лучше б мама не рожала

тебя на свет, сломил бы лучше шею,

когда был маленьким! В тот же миг, схватив,

тебя забросят в яму, как в могилу,

забив в колодки ноги, руки — в кандалы,

на шею — цепь наденут, на решетку —

дощечку с эпитафией: «Указ:

к преступнику не подходить

под наказанья страхом;

кто смеет с ним заговорить,

заплатит шесть дукатов штрафа!»

Кричи, что хочешь, жалуйся, все средства изведи —

не выйдешь, разве после всех страданий,

всех пыток, разорений и скорбей,

каким-то чудом ты сумеешь умягчить

мучителя. А коли не сумеешь, —

когда, как волк, насытившись терзаньем,

решится наконец тебя убить,

за милость будешь ты его благодарить.

НАРДУЧЧО

Проклятый крюк! Пусть сгинет злая сила,

что в адском пламени тебя ковала и калила!

ЧИККО АНТУОНО

Как в поле, в пару взрослому быку

пахать бычка впрягают молодого,

так капитан[542], в упряжку взяв к себе

начальника канцеляристов:

свидетельства подделывает он,

скрывает и уносит документы,

торгует приговорами в суде

и без суда в тюрьму бросает.

Крюком за семерых таскает —

но с кресла некому его стащить;

и, вместо чтобы поделом казнить,

его все хвалят опытным, трудолюбивым,

и ревностным, и справедливым!

НАРДУЧЧО

Все это даже более, чем правда!

И коль чиновник из суда идет домой

с такой же чистою сумой,

как совесть в нем чиста —

что было в жизни и со мной

не меньше чем двенадцать раз! — во всех устах

звучит: «Нам здесь его не надо,

здесь служба для людей другого склада,

вы зря его поставили сюда:

ни заработать, ни украсть — кругом беда!»

ЧИККО АНТУОНО

А вот и медик. Если он лукав,

с леченьем тянет, чтоб тянуть из кошелька,

с аптекарем деля доход;

а коль порядочен хотя бы тот,

из-за спины тебе покажет знаком,

когда один из вороха рецептов

тебе и вправду подойдет.

НАРДУЧЧО

Про этот крюк и разговор не нужен:

он и умерен, и заслужен;

 его должны мы называть

врачу «необходимым даром»,

из-за спины в протянутую длань

вложив положенную дань

тому, кто, посадив нас на горшок,

прилежно содержанье изучает.

ЧИККО АНТУОНО

А вот купец: в толпе не потеряет

он шапку; и протухшее продаст,

и мокрый лен, чтоб больше весу

в нем было, и клянется, в грудь бия,

гнилое называя свежим.

На рухлядь скажет: это первый сорт,

словами красными и темными делами

тебя он облапошит, представляя

белое черным. Вечно, непременно,

везде торговец ищет дурака:

гляди, с какой галантною манерой

сукна он отрезает меру;

проверишь дома — тьфу ты! — коротка!

НАРДУЧЧО

За то ж и нечего дивиться,

коль Небо от такого отвратится:

однажды прогорит дотла.

ЧИККО АНТУОНО

А вот мясник: тебе продаст козла

больного, старого, за лучшего барана,

а грубого быка — вместо телка,

товар искусно украшая свой

цветами и фольгою золотой,

чтоб только был тебе по нраву.

Он кость продаст как мякоть, по цене

неуказной, положит больше ротоло в довесок;

а взвешивает — Бог тебя храни,

когда, преловко пальцами играя,

он незаметно чашку опускает[543].

НАРДУЧЧО

Хоть лопни, на таких управы нет;

зато на праздник, как барон, одет.

ЧИККО АНТУОНО

Торговец маслом тоже проведет:

он, притворяясь, что до края льет,

в стакане мерном донце поднимает;

чем больше поднимает — у него

круглей живот растет у самого.

Подмешивает отруби — они

доставят маслу цвет и густоту.

Ты видишь пенку золотую? Покупай,

наполни жбан, иди домой,

найдешь внутри осадка добрый слой;

но после пуканьем домашних не пугай:

там жмых, вода и рой скорлупок черных,

как мух в потухшей лампе закопченной.

НАРДУЧЧО

Теперь нет настоящего ни горстки:

оно лишь в памяти былых времен;

подкупный мир, как изменился он!

ЧИККО АНТУОНО

Трактирщик парой кувшинов полупустых

торгует ночи напролет[544];

а коль найдет

в какой из бочек признак кислоты

иль плесени — приложит

ей пластырь из яичного белка[545],

все б ничего; но, главное, смешает

вино хорошее с худым;

как в древнем чуде — из воды[546],

так сделает из уксуса — асприньо[547].

Он скрытно пальцем трубочку зажмет

и так тебя вкруг пальца обведет,

что ты обман не сможешь уловить.

НАРДУЧЧО

Бедняга тот, кто это будет пить;

тут нужен, чтоб обратно не поперло,

стальной желудок, золотое горло.

ЧИККО АНТУОНО

Портной ворует с каждого куска,

на каждой резке ножничной стараясь

урезать что-нибудь, за полотно,

будто за шелк, выуживая плату.

Коль ты готов платить, пойдет с тобою

и в лавку, на груди с заколотой иглой[548];

купец завысит цену, а портной

к нему вернется получить договорное.