Сказка в дом стучится

Я кивнула, чувствуя себя готовой вытолкать его за дверь пинками. Хотелось сесть на пол, хотя тот и не был нигде холодным, и биться об него головой. Что я сделала? Я не могла согласиться на Терёхина. Это вынужденная любовная голодовка обернулась для меня полным затмением разума. Дожить до следующего воскресенья — вот моя цель. Почти что невыполнимая. Он ведь, кажется, даже не допускает мысли, что я могу уйти. А ведь могу? Должна. Я не смогу жить по его указке, а другого он, похоже, не терпит. Деспот, Марианна права… Неужели Наташе так нужен был богатый питерский мальчик, что она пошла на обман с первым встреченным? Ну как у такого замечательного Виталия Алексеевича вырос вот такой вот сынок?

Я спустилась к машине и столкнулась с соседкой. Поздоровалась с надеждой не покраснеть. Что хочет, то пусть и думает. Мне сейчас снова квартиру убирать, если уж на то пошло. Я достала из багажника коробку с грибами и, провожаемая долгим взглядом, направилась обратно к двери. Отличная утренняя гимнастика — десять раз по лестнице туда-обратно, бегом и с грузом. Последним, уже неспешным шагом, я принесла в квартиру платье, расчехлила и повесила к раскрытому окну. Гитару оставила в машине — не хотелось играть при Терёхине, ведь если попросит, я снова не сумею отказать.

Где же моя сила воли? Куда она при нем девается? Он прав — в шестнадцать я бы точно не смогла его послать. Легла б под него как миленькая. Да я и в тридцать не смогла этого сделать. И он прав — не купил он меня, я сама на все согласилась бесплатно!

К полудню заварила себе еще один кофе — глаза слипались, рот зевал. Может, не в Терёхине дело, а в том, что я изуродовала себя этими непонятными отрубаниями на сон, пока дома никого нет, и работой, пока никто не мешает. Сейчас у меня кстати тоже было свободное время и море свободного пространства. Только не для маневров, а чтобы сформировать две коробки для интерактивного спектакля с малышами. Там мне особо некому будет помочь. Коробки придется таскать самой.

Открыла файл со сценарием, вверху которого всегда писала список кукол и необходимого реквизита. Доложила к грибам морковку. Такие огромные, в половину малышей, сшитые из фетра. Такими можно сражения на мечах устраивать! Добавила к ним початки кукурузы — связаные крючком и увенчанные шляпкой из того же фетра. Боже, я столько всего умею, кроме одного — заставить Терёхина делать все по-моему, а не по-своему. Наверное, ни у кого это не получается. Главное, он, кажется, свято верит, что носит меня на руках. И вообще все кругом у него виноваты, кроме него самого. Даже Арсений виноват, потому что родился не у той мамы.

Вместо сценария, я выговаривала вслух то, что не смела высказать Терёхину в лицо. Боже, можно забабахать целый моноспектакль, и кажется его примут на ура все, кроме самого вдохновителя. Эти девочки в кафе просто не понимают, кому в рот смотрят. Не верят, глупые, что настоящее женское счастье — держаться от таких вот мужчин подальше, а не залезать им в карман и уж точно не в постель.

Два раза я ходила на кухню за тортом. Потом взяла апельсин. Выдыхай, Аля, выдыхай… Он пока не имеет на тебя никаких прав, кроме как самим же им придуманных. Ты даже доверенность на машину не выписала. И черт — только успела подумать, прилетело письмецо от заботливой Светланы. Но у меня принтера нет. Распечатать негде. Так и написала. В ответ — передам заполненные бумаги с Валерой. Вот как? Секретарша знает его планы на вечер? Конечно! И на ночь тоже. Главное, что даже я их знаю, поэтому особо заботливо застелила постель и поправила в вазочке на прикроватной тумбочке букет — декоративный с огоньками, для создания романтической атмосферы. Чтобы не промахнуться…

И рухнула поверх покрывала. И закрыла глаза ладонями. И заодно рот. Жила себе, никого не трогала, так надо же было согласиться на кофе с Марианной. Бес попутал! Ведь идиоту понятно, что от таких встреч ничего хорошего не жди. И за Никитой не нужно было ехать — не мое дело! Пришла бы в следующее воскресенье в казачьем наряде, провела праздник, пожелала малышу долгих лет счастливой жизни и свалила. Вот точно бы ушла, потому что уважаемый Валерий Витальевич за два часа моего перформанса не вышел бы ещё из ступора. А сейчас его бесполезно в этот ступор загонять. Он успел показать, где мое место! Причём, согласился даже задокументировать это. Ставить штампы и печати ему не привыкать. Рука набита! Включить меня в расписание… Даже не пытается выбирать слова и выражения.