Сказка Востока

В тот же день, как подлинный триумфатор, султан Фарадж вступил в Каир. (Забегая вперед, отметим, что он правил в Египте и Сирии до 1412 года, умер в возрасте тридцати пяти лет при невыясненных обстоятельствах.) Все военные дали присягу верности новому султану. После этого был настоящий пир, во время которого султан Фарадж особо отметил заслуги эмира Красного Малцага и прилюдно пообещал последнему любую должность. Знающие дворцовые хитросплетения люди поняли, что это значит — главнокомандующим Малцагу не быть. Асам Малцаг, как только официальная часть торжества закончилась, попросил у султана неотложной аудиенции.

Чувствовалось, как султан занервничал, побледнел: он еще не окреп на троне, а то за такую просьбу к султану можно и пострадать. Однако сейчас отказать прилюдно Малцагу невозможно, и султан встревоженным взглядом зовет за собой охрану. Они уединяются в соседней от торжества комнате.

— Мой правитель, достопочтенный султан, — вежливо говорит Малцаг. — Я благодарен тебе за все. Служил и готов был служить всю жизнь. Однако обстоятельства сложились так, что я должен вернуться на Кавказ. Позволь срочно уехать.

— Ой, — вновь привычная манерность появилась в жестах и мимике Фараджа, — и когда же ты вернешься, мой дорогой?

— Боюсь, что никогда, разве что в гости.

— Фу, да ты что? На кого нас бросаешь?.. А впрочем, если дела, то перечить не буду. Лучший замок Египта в подарок, сколько хочешь земель.

— Спасибо, — чуть ли не перебил его Малцаг. — Подари мне корабль.

— Что? Так ты и вправду уезжаешь? — лицо Фараджа прояснилось, теперь он точно султан. — Так. Корабля — три. Хочешь свою гвардию — забирай. Будешь моим личным вассалом, представителем северных земель, полное обеспечение за счет казны. И десять тысяч золотых — вот мой братский ответ, земляк, — он крепко обнял Малцага.

Через неделю полностью экипированная гвардия мамлюков ушла через Синай на север, а Малцаг, погрузившись на корабль, отбыл в Бейрут, его провожал с почестями лично главнокомандующий эмир Хаджиб.

— Спасибо, брат Малцаг. Ты уходишь — это правильно. Двух кумиров, двух царей в одном Египте многовато. Прости за все. Я буду помнить, что ты меня не один раз спас.

Обычно, когда уходили в плавание, Малцаг любил становиться на корме, чтобы прощаться с землей. На сей раз этого желания не было: чужая страна, и мамлюки, в принципе, — рабы чужбины, не кавказцы. И он уже о них не вспоминал, был рад, что избавлен от этих дворцовых интриг и властной мести.

Он мчался спасать Шадому, а на самом деле в очередной раз Шадома спасла его. Он это понимал и, стоя на носу, твердил: «Где ты Шадома? Что с тобой?»

* * *

Ранее отмечалось, что Великий эмир Тимур ревностно относился к своему предшественнику Чингисхану и во многом пытался ему подражать, мечтал создать такую же огромную империю, значительно преуспев в этом деле. И, уже будучи в возрасте, по его прихоти льстивые придворные летописцы для великого завоевателя Тимур-ленга сочинили фиктивную родословную, чтобы связать его предков с Чингисханом. И если Чингисхан оставил после себя только одно сказание — свод законов «Великие Ясы», то Великий эмир в этом преуспел; будучи фактически безграмотным, оставил два письменных памятника: «Автобиографию» и «Уложение» — некое назидание своим потомкам.

По мнению многих исследователей, «Ясы» Чингисхана и «Уложение» Тимура во многом перекликаются, принято считать, что первоисточником является свод законов монгола. Однако, тщательнее изучив литературу, связанную с этими выдающимися полководцами, можно прийти к выводу, что в основе обоих сочинений является другой труд, ибо на это указывают современники и Чингисхана, и Тимура.

Дело в том, что помимо вышеупомянутых, «Истории Завоевателя мира» Ата-Мелик Джувейни и «Сборника летописей» Рашид ад-Дина, ^[127]до наших дней сохранился труд еще одного историка — Джузджайни. Последний прожил долгую жизнь, перенес вторжение монголов и, по-видимому, служил при Чингисхане. Из-за притеснений монголами Джузджайни бежал в Индию, в Делийский султанат, где и провел остаток жизни, описывая события тех времен. В отличие от Джувейни, который, как отмечают некоторые историки, до «тошнотворства» восхвалял Чингисхана, Джузджайни редко упоминает имя великого монгола без эпитета «проклятый». Тем не менее труд Джузджайни считается наиболее объективным, ибо наряду с захватничеством он приписывает монголам важные положительные аспекты, такие как честность, правдивость и некая сдержанная сексуальная нравственность. При этом Джузджайни отмечает, что при всем своем гении Чингисхан никогда не построил бы великую империю, если бы не китайцы. Именно после захвата Поднебесной Чингисхан взял на службу китайских управленцев, которые и познакомили кочевника с древнекитайским трактатом Сунь-цзы ^[128]«Искусство войны», на базе которого, по мнению Джузджайни, и были составлены «Великие Ясы», с помощью коих Чингисхан, а более его сын и преемник Угэдэй создали империю Монголов.