Молла медленно сошел, смиренно склонился в поклоне:
— Повелитель! Я не хочу, чтобы из-за меня твое войско, а значит и ты получили вред. Лучше брось под ноги слона своего первого визиря.
— Какой вред я принесу войску, — словно бы разъярен Тамерлан, — если слон раздавит ничтожество, как ты?
— Посмотри на меня, Повелитель. Я тощий, костлявый, и твой слон занозит свою ногу какой-нибудь моей костью. А в твоем великом визире десять пудов сала и мяса, и с ногой слона ничего не случится.
— Ха-ха-ха! — на Тимура напал приступ смеха, после которого он сказал: — Так и быть, все прощу, если выиграешь сегодня в шахматы.
Как сыграли в шахматы, наше Перо почему-то не ведает — мелочь, да, скорее всего, Молла выиграл, ибо ведомо то, что Тамерлан был рассержен, и он хоть как-то решил проучить Несарта:
— Слушай, старик, ты от своего тщедушия сколько задарма не жрешь — все не поправляешься, зато, смотрю я, твой осел, как свинья, обрюзг. А вдруг придется отступать, бежать, и как твой осел тебя спасет — вот будет горе для него.
— О Повелитель, от моей смерти у моего осла горя не будет, скорее наоборот. А твой конь вряд ли увидит такую радость.
— Ну ты наглец. Видать, и вправду твой ум, как и твой осел, дармовым жиром заплыли. Надобно вам обоим форму придать.
С этой целью Тамерлан приказал осла Моллы на тяжелые жернова поставить, которые гонят в шатер Повелителя родниковую воду из низины, а самого старика туда же, на присмотр за ишаком.
Вот прошел день-другой, скучно стало Повелителю, поизмываться не над кем, и он решил проведать — как там Молла. Подкрался тихо Тимур к жерновому хозяйству, слышит мелодичный звон колокольчика. Заглянул через дувал,
[217]видит, по кругу старый осел, на шее колокольчик в такт шагу звенит, а старый Молла у дувала на соломе лежит, дремлет.— Эй, Молла, спишь? Хе-хе. Зачем повесил колокольчик на шею ишаку?
— О Повелитель! — вскочил Несарт. — Мой почтенный осел день и ночь крутит жернов, в твой фонтан гонит воду, а я, как видишь, порой чуть вздремну, и если глупое животное остановится, дабы оставить тебя без воды, то сквозь сон услышу, что колокольчик умолк. Тогда я встаю и подгоняю осла, чтобы ты от жажды в зиму не страдал.
— А скажи, мой милый друг, узнаешь ли ты, что осел стоит, если он в это время будет просто мотать головой.
— О Повелитель, — взмолился Несарт. — Где же мне раздобыть такого умного осла, как ты?!
— Ха-ха-ха! — у Тамерлана хорошее настроение и он не лишен помогающего ему в жизни чувства самоиронии. — Опять твоя взяла, старый пес. Ну, я тебя все равно проведу.
И вот через несколько дней Тимур собрался в поход, чтобы напасть на местных горцев, и вполне серьезно сказал Молле:
— Ты тоже в поход готовься! Хватит тебе задарма пить, есть, спать. Наш век — век меча, а не длинного языка. Ты должен быть вместе со мной, как местный, будешь проводником.
От прямого приказа Повелителя не увильнуть. Делать нечего, и тогда Несарт нашел где-то облезлый лук, сел на осла и прибыл к Тимуру. Повелитель вдоволь нахохотался, а потом спросил:
— Что же это, Молла? Разве ты не мог найти лошадь в моей конюшне? Что сел на осла?
— Повелитель! Не поверишь, но это мне не удалось — осел не позволил. Он сказал: «Если Государь не может разлучиться с тобой, дураком, то я с тобой — тем более! Куда бы ты ни шел, я должен быть с тобой».
— Гм, — заерзал в седле Тимур, он видит, что старик не дает вновь себя провести. Но подурачиться над ним еще надо, и он, пытаясь быть серьезным:
— Ну хорошо, осел так осел — все горцы ездят на ослах.
— У тюрков все наоборот, — перебивает Несарт.
— Ха-ха, дерзишь? Ну ладно, я к тебе всегда милосерден.
— Как Всевышний.
— Ага. Вот только, я смотрю, лук у тебя вроде есть, но я не вижу стрел. Чем же ты будешь стрелять во врагов?
— Теми стрелами, что они пошлют в нас.
— Ты глуп как твой осел! А если враги не будут стрелять в нас?
— Если враги не стреляют в нас, зачем стрелять в них, зачем воевать? И для чего нужна стрела?
— Дурак ты, Молла. Не будешь зариться на чужой берег, свой потеряешь. Эх! Так и не смог я из тебя сделать воина и мужчину.
Вскоре возвратился Великий эмир из похода по Кавказу, устроил по этому поводу пир, на котором похвалялся своими победами.
— Правитель Гурджаани оказался слабее мухи, и я раздавил его. А эмир Товуза ничтожнее паука, и от него я не оставил и следа!
— О-о! Живи в веках! Слава тебе, о Великий Тимур! — все придворные восторженно восхваляют силу и могущество Повелителя, лишь Молла Несарт молчит. Задело это Повелителя.
— Молла, а ты что угрюм, или тебе не нравятся победы и слава твоего Повелителя?
— Ты мой Повелитель, — поклонился Молла. — Только позволь спросить — слабее или сильнее тебя были твои противники?
— Конечно, слабее.
— Хм, что за доблесть в том, что ты победил слабого? Наступило тягостное молчание.