Сказка Востока

Они вышли из шатра. На плечи Тимура накинули шубу из горностая. Несарт такой чести не удостоился.

— Вели подать сани, реальная картина жизни недалеко, — распоряжается Молла.

День был пасмурный, холодный, ветреный. Накануне выпавший обильный снег не мог скрыть ужас прошедшей битвы. Густой лес, тесно напиравший к долинам рек, выглядел мрачным, неприступным, неживым. Все было сонно, тихо, будто в после-буревой дремоте.

Они ехали недолго, быстро, по наклонной, в те места, где еще, казалось, теплилась жизнь, по крайней мере, там еще клубился дым.

— Поворачивай туда, — приказал Молла Несарт.

У тюрко-монголов одно хорошо: после сражений они обязательно закапывают своих воинов в общей могиле — кургане. Но после такого побоища не разобрать, где свои, а где враги, и поэтому в огромную яму кидают всех и все, в том числе останки животных и оружие, что невозможно увезти в Самарканд.

— Пошли, — довольно проворно Молла Несарт соскочил с саней и пошел, пока не остановился у помойной ямы.

— Смотри, смотри. Не зажимай нос! — требовал Несарт. — Видишь эти тысячи человеческих голов? Они, как и твоя голова, были полны стремлений и стараний в собирании земной жизни. Они усердствовали в накоплении богатств, в строительстве земной жизни, растили детей и молили о долгой и счастливой жизни. Сегодня ты видишь, они гниют, тела их истлевают. И все равно тебе неймется. В эту же могилу сливают помои и остатки с твоего пиршеского стола, — это та вкусная еда, ради которой ты ухищряешься, зверствуешь, вырывая ее у других. Вот к чему приводит твоя жизнь и твоя борьба! Ты сегодня горько оплакиваешь своего сына. А кто поплачет над ними? Ты ведь всех истребил. Помолись за них, поплачь над ними, проси прощения, изменись, стань, наконец, человеком.

— Ву-у-у! — завыл тоскливый ветер, где-то в лесу заплакали шакалы, от страха шарахнулись лошади, черным одеялом вспорхнула туча ворон, пошел косой, редкий, колючий снег, который, падая на мерзкий грунт, отбивал неровный пульс земной жизни.

— Ты меня хочешь разжалобить, несчастный старик, — сухо процедил Великий эмир. — Все предписано судьбой, и моя жизнь — это борьба с неверными, и за чистоту веры.

— Ты изверг, — прошептал Молла Несарт.

— Что? — хмурая, глубокая ложбинка вкривь пролегла на переносице Тимура, он грозно сделал шаг вперед, и, казалось, еще мгновение и Молла Несарт полетит в помойную яму, да, видно, не судьба. Послышался резвый стук копыт, лишь особо важный гонец имел право общаться напрямую. Совсем юный воин загодя осадил коня, молнией соскочил, сделав пару шагов на кривых коротких ногах, бросился на колени:

— О Повелитель, объявился Малцаг, красно-белый флаг, он напал на нас в горном ущелье.

— Коня, коня! — взревел Великий эмир.

— Как и юный гонец, он так же лихо хотел оседлать подведенного серо-белого жеребца, ногу до стремени не дотянул, его охранники чуть подсобили, он их грубо отпихнул, хотел сам, поднатужился и не смог, вновь ему помогли, а он, как сел в седло, со злостью хлестнул их кнутом по лицам. Никто руки не поднял, даже не шелохнулся.

— Эй ты, дряхлый старик, — свысока бросил он Молле Несарту, — ты, видать, нашу сказку забыл: волк козленка не съест — сам заблеет. Понял? — Молодой жеребец рвал удила, в исступлении бил копытами. — А башка этого рыжего урода, впрочем, как, быть может, и твоя, тоже будет в этой помойке скоро валяться.

— Всевышний не скор, — хочет, да не может голос Моллы быть твердым, по-старчески слаб, но он продолжает: — Вот и снег пошел, — он блаженно ухмыльнулся, развел руками, словно молясь. — А твою сказку забыл, зато про твой сон вещий и твою башку, Тамерлан, вспомнил.

— Ах ты подлец! — свистнул кнут. Хватаясь за голову, старик упал. Следующий свист — по крупу коня. — Вперед, за мной! Ура!

— Ура-а-а! — многотысячный дикий вопль, аж снег с деревьев пал, вновь черной тучей вороны взлетели.

* * *

«Мой дорогой сын, Великий Тимур, — писал из Самарканда духовный наставник Саид Бараки, — Всевышний, хвала ему, сказал: «Прояви снисходительность, вели творить добро и отвернись от невежд». Я разъясню тебе этот аят.[85] Это когда ты прощаешь того, кто был несправедлив к тебе, даешь тому, кто обделил тебя, не прерываешь связи с тем, кто забыл, и хорошо относишься к тому, кто обижал тебя. Помни, прощать того, кто был несправедлив к тебе, — верх мягкости и смелости. Давать тому, кто обделил тебя, — верх великодушия. И продолжать отношения с тем, кто порвал с тобой, — верх милости.»

— Видать, мой учитель совсем состарился, — почему-то заключил Повелитель, плотнее кутаясь в новую меховую шубу, присланную ему ханом Едигеем с далекого холодного севера.