Сказка зимнего Синегорья

— Помню я тебя, девонька, помню, — улыбнулся леший. — И пошто пришли вы с Танюшкой — знаю. Уже наказал я анчутку неразумного, неповадно ему будет избы жечь. А вам вот что скажу — кто-то злое удумал, вы повидаться с родней сходите, и бегом возвращайтесь в гору волшебную. Нечего шастать среди людей. Опасно то. А духи-хозяева лесные да горные сами с бедой управятся.

— Хорошо, — вздохнула Таня, — а мы спешили, думали, не знаешь ты, что произошло.

— Я ж хозяин лесной! — обиделся даже леший. — Идите ужо, Снежке вон не терпится к своим…

И исчез, а на том месте, где он стоял только листва кружилась.

Снежка после его слов опечалилась — не думала, не гадала, что в сказочном лесу такие дела страшные могут твориться. Одно радовало — раз уж обвенчала зима да метель снежная ее с повелителем Синегорья, значит, защитят его чары. Иначе и быть не может.

* * *

Тропинка, по которой катился клубочек, петляла и вилась между каменных останцев, разбросанных по склону горы, ведущей в мир людей из сказочного царства, где остался леший да прочие чудесинки. Девушки шли в молчании, взявшись крепко за руки, чтобы не потеряться в колдовском тумане, который окутывал волшебную гору. Отсюда, как объяснила Таня, можно куда угодно попасть, и когда дойдут они до края, где козья тропа будет вниз по скале спускаться. Там уже и Усть-Катав будет Снежкин, где все еще метет метель крещенская, где гостья из степей Приазовья спешит по улочке, снегом засыпанной, к избе своей бабушки, а сугробы вокруг белыми стражами высятся, и кажется, что нет пути-дороги в этой белой завирухе, закружит-украдет она, уведет на Ту Сторону.

Не боялась больше Снежка ходить в этом тумане, к тому же доверяла подруге. Оттого и согласилась прежде, чем в Усть-Катав идти, заглянуть на огонек одной артели — Таня рассказывала, что лет за сто пятьдесят до того, как Снежка родилась, углежоги недалеко от ее городка в лесах срубы ставили да заводчане из Златоуста организовывались в ватаги, чтобы проще было выжить. Тяжелая у людей тогда была работа, всеми семьями они пахали на барина, но в середине августа, когда шишки хмеля созревали, приходили из всех заводских поселков люди, чтобы собирать его, и было это время отдыха и гуляний. Не одна пара соединилась во время сбора хмеля, не одна семья создалась. Он висел плетьми на соснах и подлеске, манил запахом дивным медовым, кружил головы людям…

— Я ведь раньше и не вспоминала о том, — говорила по пути Таня, трогая ладонью пушистые метелки трав, что легонько щекотали кожу, а со всех сторон тьма вечерняя из оврагов поднималась, — а вот после твоей свадьбы все мысли о том времени, когда человеком была. Что-то всколыхнула ты во мне, что-то, что спало в каменном сне, не просилось, не билось, не звало. А сейчас так и слышу песню лихую, разбойничью, летит она лесом уральским, зовет народ на восстание… Тот, кто пел эту песню, сгинул давно — деревом на вырубке привалило, я тогда ещё совсем девчонкой была, с матушкой жили на краю поселка, и с соседкой я бегала хмель собирать — там, в артели одной, и был парень этот. Имени вот не помню, только голос его звучит во мне. Даже, как выглядел, не могу вспомнить, представляешь?..

— Значит, заставим всех парней в артели песни нам петь, чтобы выбрать того, кто нужен! — рассмеялась Снежка, радуясь, что, может быть, еще одну свадьбу в зачарованном лесу играть будут.

Веточки дикой малины дрожали в тумане, и листья ее казались вырезанными из нефрита, так сверкала и светилась каждая прожилочка, а ягоды темно-красные опутана были паутинкой. И клочья этой мглистой дымки плыли возле Снежки, в ней тонул волшебный лес, не видно было ничего на расстоянии вытянутой руки. Еще и сумерки наступали. Если не успеют вовремя дойти до костров людских, что делать? Ночью плутать по туману никак не хотелось… мало ли, что во тьме этой живет?

И шептал туман о северной тайге, где остался терем ледяной, где кружат метели и вьюги, где царь Синегорья обходит свои владения, сверкающие от инея, постукивая посохом по стволам старых сосен, чтобы сильнее трещал мороз в мире людей, чтобы сильнее снег валил из туч серых, чтобы сугробы выше росли… Снежный ветер там гуляет, превращаясь в поземку белую, а потом, улетая в вёсны, превращается в дождь, проливаясь в реки бурные, чтобы стать туманным облаком или хрустальным родником… И шепчет волшебный туман о мирах и иных временах, зовет то к чуди белоглазой, то к Салавату да его разбойникам…

Вот прореха в белом мареве образовалась, Снежка с любопытством глядит туда и видит — сидят странные люди у костра огромного, что кажется огненным цветком, распустившимся на скале. На людях этих шкуры вместо одежды, простоволосы они, темна их кожа, словно бы опалило ее солнце, глаза же — черны, словно ночь беззвездная. Сидят у своего огня, говорят о чем-то, а рядом с ними, на скале, лежат россыпи золота, каменьев самоцветных, и никто не бросается к сокровищам, будто не знают эти люди цену им. Или же вовсе для них драгоценности — как песок под ногами.