Сказки

Эта просьба, высказанная во имя душевного покоя, о котором бабка моя пеклась более всего, позволила жителям городка составить вполне ясное представление о религиозных, или, точнее, антирелигиозных чувствах Жерома Палана.

— Недурно! Совсем недурно! — сказал Этцель. — Немного затянуто, но если дойдет дело до публикации, то просто кое-что выбросим.

— Это уже ваши проблемы! — сказал я. — Вы сами виноваты, что читаете все, что у вас печатается… Мне же эта история нравится… А вам, полковник?

— Мне тоже, — ответил он. — Но я все жду, когда рассказчик перейдет к главному.

— Ах, полковник! Неужели вам, солдату, герою засад, покорителю городов, неизвестно, что лишь по чистой случайности крепость может пасть с первого раза? Согласитесь, чтобы подойти к стене, надо сделать подкопы и ходы сообщения!.. Именно этим и занимается сейчас наш хозяин!.. Вспомните: осада Трои длилась девять лет, а Антверпен пал через три месяца… Так что продолжайте, господин Дени, продолжайте!..

Наш хозяин, явно желая подчеркнуть, как мало он ценит моих спутников в роли слушателей, сказал, тряхнув головой:

— Да, сударь, я продолжаю. Вы можете гордиться, ибо я делаю это исключительно для вас!.. И ни для кого больше!

Последние слова он постарался произнести с особенной интонацией, чтобы сомнений на этот счет не оставалось ни у кого.

Сделав это отступление, трактирщик продолжил:

— Как я уже сказал, благодаря тому, что мой дед понемногу взял в обыкновение отсутствовать не только по воскресеньям, но и в будни, моя бабка имела полную возможность оставаться доброй христианкой, несмотря на мужнины запреты.

Однако, не вредя духовному состоянию семьи, отлучки Жерома Палана из дому наносили огромный ущерб ее материальному положению.

Сначала он посвящал охоте лишь воскресенья. Упрекнуть его тут было не в чем, поскольку он не промышлял на землях епископа и во владениях господ из Те, и все пока молчали.

Но со временем дед пришел к выводу, что было бы нелишним (имея в виду, что в своем магазине он производил все остальные шесть дней недели) позволить себе развлечься еще и в четверг.

Вследствие этого соображения, справедливость которого не оспаривала даже жена, четверг был присоединен к воскресенью.

Вскоре за ним последовала и среда.

Наконец, и еще три дня оказались втянутыми в водоворот всепоглощающей страсти к охоте.

И вот Жером Палан стал проводить на охоте уже шесть дней в неделю, а за прилавком — один.

Увы! — та же участь постигла и седьмой день…

Итак, мой дед все больше и больше отходил не только от Бога, но и от семьи.

Он уже не только целыми днями гонял по лесам, полям и болотам, презирая дожди, ливни и снегопады, которые в наших краях страшнее ливней. По вечерам, вместо того, чтобы идти домой и восстанавливать свои силы у семейного очага, он шел в трактир, где, хвастаясь охотничьими успехами, напивался с приятелями, а то и просто с первым встречным.

Жером Палан рассказывал не только о подвигах, совершенных накануне или в тот же день, но и о тех, что обязательно совершит на следующий день.

Разговоры эти, сопровождаемые сначала пивом, потом местным вином, а затем вином немецким, затягивались так далеко за полночь, что частенько мой дед даже не появлялся дома, оставляя жену и детей в неведении.

Нередко, встав до зари, он прямо из трактира отправлялся на охоту.

Беда не приходит одна, а поскольку всякое страстное увлечение несет в себе не только семя зла, но и еще плоды его, то случилось то, что должно было произойти.

Как я уже сказал, все молчали, когда Жером Палан охотился по воскресеньям и лишь там, где позволялось.

Но вы уже видели, что он стал отлучаться из дому ежедневно и порой не возвращаться к семейному очагу.

И вот случилась беда.

— Черт возьми! — сказал Этцель. — Что же еще с ним стряслось? История становится интригующей в высшей степени… Не находите, полковник?

— Да замолчите, болтун вы этакий! — воскликнул полковник. — Если интерес падает, то лишь из-за ваших постоянных встреваний! Продолжайте, любезный! Продолжайте!

Я поддержал полковника, и наш хозяин продолжил свою повесть.

II

— Мой дед, — поведал Дени Палан, — так усердно охотился, что перебил почти всю дичь не только на общественных землях, где стрелять имел право, но также и на землях частных, где его только терпели.

Постепенно он начал наведываться и на земли господские.

Сначала робко, устраивая засады на лесных опушках или что-нибудь в этом роде.

Заметим, что уже тогда эти скромные вылазки расценивались, как поступки весьма дерзкие. Правосудие не шутило с преступлениями, совершаемыми на охоте. Феодалы были всемогущими, их желание заменяло суд, и из-за какого-нибудь жалкого зайца можно было прямиком угодить на галеру…

Надо сказать, дед мой был малым веселым, и его в погребе возле бочки ламбика, нашего бельгийского пива, или фара — пива, изготовляемого в самом Брюсселе — неизменно стояла бочка рейнвейна, а на столе рядом с наполненным стаканом всегда стоял пустой, предназначавшийся для любого и каждого.