Сказки

— Я уберу со стола, приготовлю вам комнату — извините, что одну, общую, но больше нет, — а вы пока отдохните, можете воздухом подышать.

Профессор углядел на подоконнике какую-то растрепанную книжицу, коршуном в нее вцепился — соскучился по печатному слову.

— Можно, я тут посижу, любезная Софья Демидовна? Я не помешаю.

— Сидите, конечно…

Он умостился в уголке необъятного дивана, а Игорь, поблагодарив, вышел во двор, сел на крыльцо, на ступеньку.

Было над чем задуматься, от чего прийти в замешательство. Пеликан ни слова не сказал о племяннице Лиде, явной гимназисточке, барышне-эмансипе. Это придавало сидению в городе совсем иной вкус: сладко пахло приключением. И все же Игорь не мог прийти в себя от некоего внезапного шока: почему Лида так похожа на Настю? Или у него начались галлюцинации? А может, теперь любая девушка, встречная-поперечная, станет ему Настю напоминать? Игорь знал об этом по многочисленным литературным примерам. О чем сие говорит? О влюбленности. Хочешь не хочешь, а иного слова не подберешь.

Но Игорь и не искал другого слова. Умеющий к себе относиться реально, без обольщений, он отлично понимал, что Настя ему небезразлична. Пожалуй, о любви говорить рановато, но о влюбленности — в самый раз. А посему нечего засматриваться на других, искать повсюду сладкий запах приключений. Настя — это реально. А Лида…

А что Лида? Она тоже реальна, как реально все вокруг, как реален этот мир, как реален в нем Игорь Бородин, странствующий рыцарь. Так и только так — реальность! И не смей предполагать что-то другое, иначе никогда больше не удастся тебе перейти временную границу, невидимо протянутую в Сокольническом парке.

Ну а что до приключений, то никто не заставляет тебя ухаживать за Лидой. Отнесись к ней как к милой ровеснице, расспроси о гимназическом житье-бытье, о положении в городе. Вон она с прогулки вернулась, что-то же видела…

— Вам так удобно?

Поднял голову: она. Стоит, смотрит сверху вниз, улыбается. Нет, конечно, непохожа она на Настю, Настя куда лучше, окончательно решил Игорь и встал.

— Ваша тетя приказала дышать воздухом.

— Тетя любит приказывать, но она очень добра и мягкосердечна.

— Я так и подумал, — галантно сказал Игорь.

Лида спустилась с крыльца, медленно пошла по дорожке. Игорь последовал за ней, примечая около ворот скамеечку. Над ней нависали длинные стебли золотых шаров, холодных осенних цветов — без запаха, без души.

Лида аккуратно — платье бы не помять — присела на скамейку, на самый край, разрешающе кивнула Игорю. Тот, внутренне усмехаясь — церемоний-то сколько! — сел рядом.

— Вы правда от дяди Гриши?

— Конечно. Он вам привет передавал, — соврал Игорь, чтобы поддержать беседу.

— Спасибо, — серьезно сказала Лида. — Как он себя чувствует?

Елки-палки, ну и вопрос! Как себя чувствует Пеликан? Да хорошо он себя чувствует, не думает о том, не вспоминает. Тем не менее ответил:

— Здоров.

— Он такой смешной!

Ничего себе определение для Пеликана…

— Вы находите?

— Он все время шутит. Как-то ко мне девочки пришли из класса, так он нас весь вечер развлекал. Я вам скажу по секрету: в него две девочки даже влюбились.

Интересно: она и впрямь такая инфантильная или притворяется? Ее ровесницы у Игоря в классе — та же Наталья, например, — куда взрослее. Да, кстати, а сколько ей лет? Так прямо не спросишь, неудобно, еще обидится…

— Вы в гимназии учитесь?

— До сих пор училась. В женской гимназии на Лялином спуске. А теперь не знаю. Мы туда ходили, а она закрыта. И неизвестно: откроют или нет. Все-таки война…

— Все-таки?

— У нас в городе тихо. Стреляют редко, только в последние дни стали чаще. Но это там, в центре…

В центре — значит, не у нас. Значит, мимо, никакой войны на нашей улице нет. Хорошо рассуждает.

— А в каком вы классе?

— В восьмой перешла.

Быть того не может? Что ж ей — пятнадцать всего?.. Вспомнил: у них классы не соответствуют современным. В гимназии, кажется, учились восемь лет, а до того — приготовительное училище. Сложная система…

Представил, как они сидят, со стороны. Чинно, прилично. Еще бы горсть семечек…

— А не пройтись ли нам в центр?

Хорошо, что не сказал «прошвырнуться»…

— Я не знаю, надо спросить у тети Сони. Подождите, я сейчас.

Побежала к дому. Все-таки длинное платье сдерживает, дисциплинирует. Наташка в своих джинсах сейчас отмахала бы до крыльца в четыре прыжка и не прикидывала бы: женственно это или нет… А может, зря он о Лиде так думает: инфантильная, чуть ли не дурочка? Зря, зря. Иное воспитание, против него не попрешь. У них в гимназии классные дамы зверствуют. На переменках девицы небось парами ходят, учат их, что девушка должна быть скромной, застенчивой, политикой не интересоваться — это дело мужское, грубое, грязное… Лида еще ничего, молодец. Разговаривает — не жеманится. Ее педагогессы, увидев идиллическую картину «Он и она на скамейке», за головы схватились бы: как так, сама к мужчине подошла, сама заговорила?! Ах, какой позор, какой моветон!..

Лида бежит. Сияет.

— Тетя Соня сказала — можно. Только недолго.

— Мы недолго.