Карлик тихонько пересек зал и отодвинул занавес. Но нет, за ним он увидел лишь другое помещение – еще более красивое, чем то, которое он только что покинул. Стены здесь были увешаны зелеными гобеленами ручной работы, затканными фигурами, изображающими сцены охоты. Это были творения фламандских мастеров, потративших на работу над ними более семи лет. Некогда это были покои короля Jean le Fou,[16] как его прозвали, – безумца, настолько любившего охоту, что, даже пребывая в бредовом состоянии, он часто пытался оседлать могучих, норовящих встать на дыбы коней, или, трубя в охотничий рог, повалить наземь оленя-самца, которого настигли его большие гончие собаки, или же вонзить кинжал в серую лесную лань. Теперь здесь заседал королевский совет и на столе в самом центре зала лежали красные портфели министров с оттиснутыми на них золотыми тюльпанами, эмблемой Испании, и гербами и эмблемами императорского дома Габсбургов.[17]
Карлик изумленно оглядывался по сторонам, не осмеливаясь идти дальше. Эти странные безмолвные всадники, стремительно, но беззвучно несущиеся по длинным, узким полянам, напомнили ему страшные рассказы угольщиков о призраках, компрачос, которые охотятся только по ночам, а если встречают на своем пути человека, тут же превращают его в оленя и гонятся за ним до тех пор, пока не убьют его. Но мысль о прелестной Инфанте придала ему храбрости. Он хотел увидеть ее одну, без посторонних, и сказать ей, что он тоже любит ее. Быть может, она в следующей комнате?
Пробежав по мягким мавританским коврам в другой конец зала, он рывком отворил дверь. Нет! И там ее не было. Следующая комната была пуста.
Там помещался тронный зал, где принимали послов иноземных держав в тех редких в последнее время случаях, когда Король соглашался дать кому-нибудь из них аудиенцию, – тот самый зал, в котором много лет назад прибывшие из Англии посланцы договаривались о браке правившей в то время их страной католической королевы со старшим сыном императора. Стены зала были обиты позолоченной кожей из Кордовы, а с черно-белого потолка свисала тяжелая золоченая люстра на триста восковых свечей. Под большим балдахином из золотой ткани, по которой мелким жемчугом были вышиты львы и башни Кастилии,[18] стоял трон с покрывалом из роскошного черного бархата, усыпанного серебряными тюльпанами и искусно окаймленного серебром и жемчугом. На второй ступеньке трона была скамеечка с подушкой из серебряной ткани, предназначенная для того, чтобы Инфанта на ней преклоняла перед Королем колени, а еще ниже, уже за пределами балдахина, стояло кресло папского нунция – единственного человека, имевшего право сидеть в присутствии Короля во время любого церемониала; его кардинальская шапочка с плетеными алыми кисточками лежала на красной табуретке перед креслом. На стене, обращенной к трону, висел портрет Карла V в натуральную величину, на котором он был изображен в охотничьем костюме и с большим догом у ног, а середину противоположной стены занимала картина, на которой был изображен Филипп II,[19] принимающий присягу от Нидерландов на верноподданство. Между окнами стоял комод из черного дерева, инкрустированный пластинками слоновой кости и украшенный гравюрами из «Пляски смерти» Гольбейна,[20] выполненными, как утверждали некоторые, самим прославленным мастером.
Но Карлика мало волновало это великолепие. За все жемчуга на балдахине трона он не отдал бы своей белой розы; да что там жемчуга – даже за сам трон он не расстался бы ни с одним лепестком. Ему во что бы то ни стало нужно было увидеть Инфанту прежде, чем она отправится в шатер, и попросить ее убежать вместе с ним сразу же после того, как он закончит свой танец. Здесь, во дворце, воздух был удушливым и тяжелым, а в лесу всегда веет вольный ветер, и солнечный свет нежными золотыми пальцами раздвигает трепещущую листву. В лесу цветы, может быть, не столь великолепны, как в королевском саду, но запах их нежнее и тоньше. Там гиацинты ранней весной заливают фиолетовыми волнами прохладные лесистые долины и травянистые холмы, там бледно-желтые примулы гнездятся меж узловатых корней дубов, там расстилаются коврами ярко-желтый чистяк, голубая вероника, сиреневые и золотые ирисы. Там на орешнике повисли длинные, желтые сережки, и наперстянка клонится под тяжестью крапчатых цветков, неодолимо манящих пчел. На каштане зажглись гирлянды белых свечей, а на боярышнике распустились маленькие бледные луны. Да, он уверен – она с ним пойдет, вот только удалось бы ее отыскать! Она обязательно уйдет вместе с ним в его замечательный лес, и он целыми днями будет танцевать ей на усладу. От мыслей об этом глаза его засветились улыбкой, и он вошел в следующую комнату.