Больше семидесяти лет он не выступал в этой роли, с тех самых пор, как до полусмерти напугал хорошенькую леди Барбару Модиш. Леди немедленно отказала своему жениху, деду нынешнего лорда Кэнтервилля, и бежала в Грена-Грин с красавцем Джеком Каслтоном, заявив, что ни за какие блага в мире не войдет в семью, которая позволяет гулять у себя на террасе отвратительному привидению. Несчастного Джека лорд Кэнтервилль застрелил потом на дуэли в Вандсвортской роще, и леди Барбара меньше чем через год умерла в Тэндбридж-Уэльсе от разрыва сердца; вот какой эффект произвело тогда его появление.
Но с этой ролью было связано много хлопот, если можно так выразиться, говоря об одной из величайших тайн загробного мира, и он целых три часа потратил на приготовления. Наконец все было готово. Он остался весьма доволен своим видом. Высокие кожаные ботфорты, составлявшие часть костюма, были, правда, ему несколько велики, и один из седельных пистолетов куда-то запропастился, но в общем все вышло на славу. В четверть второго он выскользнул из-за обшивки в коридор. Дверь в комнату близнецов, – по цвету своих штор носившую название «голубой спальни», – была лишь слегка притворена. Желая усилить эффект своего появления, он широко распахнул ее… и тяжелый, полный воды кувшин свалился на него и промочил до костей. Из кроватей послышался взрыв хохота. Нервы его не выдержали: он со всех ног пустился бежать в свою комнату и целый день пролежал с сильной простудой. Хорошо еще, что при нем не было тогда головы, иначе последствия были бы еще серьезнее.
С тех пор он оставил всякую надежду напугать этих дикарей-американцев и довольствовался тем, что тихо скользил в туфлях по коридору с красным шерстяным платком вокруг шеи (он боялся сквозняка) и с маленькой аркебузой в руках на случай нападения близнецов.
Но главный удар был нанесен 19 сентября: дух спустился в просторный холл, где он чувствовал себя всего спокойнее, и там, посмеиваясь, разглядывал большие фотографии посла и его жены, висевшие на месте фамильных портретов Кэнтервиллей. Одет он был хотя и просто, но вполне прилично: в длинный саван, кое-где покрытый серыми пятнами могильной плесени, нижняя челюсть была подвязана куском желтой косынки, а в руках он держал небольшой фонарь и заступ могильщика. Это был Иона Непогребенный, или Похититель трупов Черчи-Берна, – одна из самых выдающихся его ролей, хорошо известная Кэнтервиллям: из-за нее-то и началась их вековая распря с соседом, лордом Раффордом. Было около половины третьего; судя по всему, дом спал, но когда он тихо потащился в библиотеку взглянуть, осталось ли хоть что-то от кровавого пятна, из темного угла выскочили на него две фигуры, свирепо натянули луки, и дикий, нечеловеческий рев оглушил его.
В безотчетном, но вполне естественном в данных обстоятельствах страхе дух, как безумный, бросился на лестницу, но там его ждал Вашингтон с садовым насосом. Окруженный врагами, в отчаянном положении, дух быстро исчез в большой железной печи – к счастью, она не топилась. Весьма неудобным путем – по печным трубам, – весь перепачканный, обессиленный и окончательно убитый, он пробрался в свою комнату.
Больше он не предпринимал ночных вылазок: близнецы устраивали засаду при любом случае и на ночь всегда посыпали пол в коридоре ореховой скорлупой, сердя родителей и прислугу, но все было тщетно. Очевидно, бедный дух так был оскорблен, что не хотел больше показываться.
Поэтому мистер Отис снова уселся за свой солидный, давно уже начатый труд – историю демократической партии; миссис Отис организовала великолепный, поразивший все графство пикник на морском берегу; мальчики всецело отдались лакроссам, покерам, юкрам и другим американским национальным играм, а Виргиния каталась на своем прелестном пони в сопровождении молодого герцога Чеширского, которому разрешили провести последние дни каникул в Кэнтервилле. Все подумали, что дух оставил замок, и мистер Отис даже написал об этом лорду Кэнтервиллю; тот в ответ выразил горячую радость по поводу этого известия и убедительно просил посла засвидетельствовать свое почтение его супруге.
Но Отисы ошибались: дух, хотя и тяжело больной, жил еще в замке и вовсе не думал уступать, особенно когда узнал о присутствии в замке молодого герцога Чеширского.
Прадед герцога, лорд Фрэнсис Стилтон, как-то побился об заклад на тысячу гиней с полковником Кербери, что сыграет с привидением в кости, и утром был найден на полу в игральной комнате разбитый параличом. Жил он еще долго, но за всю свою жизнь не произнес ничего, кроме слова «ва-банк!». История получила огласку, хотя родственники и старались замять ее: описание всех подробностей можно найти в третьем томе сочинения лорда Таттля «Воспоминания о принце-регенте и его друзьях».