Сказки

– Отец его занимался тем же, и поскольку мой дед был его единственным сыном, то унаследовал отлично оснащенную лавку и несколько тысяч франков, скопленных благодаря тому, что травы скупались за медные деньги, а продавались за серебряные… Здесь я должен извиниться и уточнить: прадед был не совсем аптекарем, а скорее торговцем лекарственными растениями.

Мой дед сумел бы значительно и быстро округлить эту сумму, но у него имелось два недостатка. Во-первых, он был охотником, а во-вторых – ученым…

– Хозяин! – воскликнул я. – Поосторожней! Мы – слава богу! – не являемся учеными мужами, но все, как один, охотники!

– Прошу вашего прощения, господа! – возразил трактирщик. – Вы согласились бы со мной, если бы дали мне закончить предложение или хотя бы дополнить его несколькими словами!.. Я полагаю, что охота – занятие похвальное для человека, которому нечего делать. Охотясь, он приносит зло животным, вместо того, чтобы причинять его себе подобным. Но страсть к охоте пагубна для человека, которого кормят руки.

Итак, эти два порока имели для моего деда два печальных последствия: наука убила его тело, а охота погубила его душу.

– Послушайте, уважаемый, – сказал я, – Что за необходимость строить из себя романиста и выдвигать подобные теории? А если вы их все-таки выдвигаете, то потрудитесь объясниться!

– Как раз именно это я и собирался сделать! Но вы меня перебили…

– Да замолчите вы, животное! – обрушился на меня Этцель. – Только мы погрузились в сладостное состояние дремы, как смена интонации нас разбудила!.. Продолжайте, любезный!

– А может, господа хотят спать? – сказал трактирщик, более обиженный вторжением Этцеля, чем моим замечанием.

– Нет-нет! – поспешил я успокоить его. – Не обращайте внимания на то, что говорит мой коллега… Он принадлежит к особому виду наших соотечественников, которых ученые называют «Человек насмешливый»… Вы остановились на смерти тела и гибели души вашего дедушки.

Рассказчик явно собирался прекратить свою повесть, но, уступая моей настойчивости, продолжил:

– Я хотел сказать, что, благодаря чтению, мой дед стал сомневаться во всем, даже в святых и в самом Всевышнем, и что охота нанесла ущерб тому небольшому достатку, что моя бабка создала или, точней, сохранила. Я уже говорил, что большая его часть состояла из наследства, полученного от прадеда.

Чем больше дед удалялся от религии – а отходил он от нее тем дальше, чем усерднее читал и изучал! – тем очевиднее было угрожающее состояние его души.

Сначала он запретил своей жене ходить в церковь, оставив ей только воскресные службы и те, во время которых молитвы не поются, а читаются. В своих молитвах она могла упоминать кого угодно, но не своего мужа. Жером Палан уверял, что великие миров земного и горнего вспоминали о нем лишь для того, чтобы причинить какую-нибудь пакость.

Затем он запретил ей и детям собираться у его постели и молиться, стоя на коленях, по заведенному с незапамятных времен обычаю Паланов. Ради правды следует сказать, что мой дед так часто отлучался из дому, так рано уходил и поздно возвращался – особенно по воскресеньям – что моя бабка могла без особых помех не только ходить на все без исключения службы, но даже сопровождать любые процессии соборования.

Как вы понимаете, делала она это в надежде, что, видя ее усердие, Господь простит ей непослушание.

Добрая женщина ужасно боялась мужа и потому упросила соседей не говорить ему, что она ходит в церковь и участвует в соборованиях.

Эта просьба, высказанная во имя душевного покоя, о котором бабка моя пеклась более всего, позволила жителям городка составить вполне ясное представление о религиозных, или, точнее, антирелигиозных чувствах Жерома Палана.

– Недурно! Совсем недурно! – сказал Этцель. – Немного затянуто, но если дойдет дело до публикации, то просто кое-что выбросим.

– Это уже ваши проблемы! – сказал я. – Вы сами виноваты, что читаете все, что у вас печатается… Мне же эта история нравится… А вам, полковник?

– Мне тоже, – ответил он. – Но я все жду, когда рассказчик перейдет к главному.

– Ах, полковник! Неужели вам, солдату, герою засад, покорителю городов, неизвестно, что лишь по чистой случайности крепость может пасть с первого раза? Согласитесь, чтобы подойти к стене, надо сделать подкопы и ходы сообщения!.. Именно этим и занимается сейчас наш хозяин!.. Вспомните: осада Трои длилась девять лет, а Антверпен пал через три месяца… Так что продолжайте, господин Дени, продолжайте!..

Наш хозяин, явно желая подчеркнуть, как мало он ценит моих спутников в роли слушателей, сказал, тряхнув головой:

– Да, сударь, я продолжаю. Вы можете гордиться, ибо я делаю это исключительно для вас!.. И ни для кого больше!

Последние слова он постарался произнести с особенной интонацией, чтобы сомнений на этот счет не оставалось ни у кого.

Сделав это отступление, трактирщик продолжил:

– Как я уже сказал, благодаря тому, что мой дед понемногу взял в обыкновение отсутствовать не только по воскресеньям, но и в будни, моя бабка имела полную возможность оставаться доброй христианкой, несмотря на мужнины запреты.