Сказки американских писателей

Вдруг король Грегор сказал:

— Чуть попозже моя жена и дочь приедут посмотреть на сражение. Я им разрешил.

Король Джон вытаращил глаза, и корона выпала у него из рук.

— Ничего себе! — только и сказал он.

— Понимаешь, я постоянно подвергаюсь нападкам за то, что мало внимания уделяю семье.

Король Джон смотрел на короля Грегора, явно сомневаясь, в своем ли король Грегор уме.

— По-моему, я не обязан перед тобой оправдываться, — заметил король Грегор тоном, который даже ему самому показался слишком резким, — но вот что я тебе скажу: ты представить себе не можешь, в каком я живу напряжении — ведь меня окружают помешанные. Да, конечно, по-настоящему сумасшедшая только сама Луиза. Но, понимаешь, они же все время с ней общаются, они привыкли к её странностям и, так сказать, подыгрывают ей, — в результате грань между разумом и безумием несколько размыта. Например… — Внезапно он заговорил очень быстро, как это бывает на исповеди, когда человек знает, что согрешил, но считает, что его случай редкий и не подпадает под обычные определения. — Например, вчера через час после ужина Луиза весело сказала своим певучим голосом — ты же знаешь, какой у неё чудный голос, — трудно поверить, что таким певучим, мягким, ласковым голосом можно нести такую чушь…

Так вот, она сказала: «Послушайте! У меня великолепная идея. Давайте все купаться голышом!» И не успел я и глазом моргнуть, как она уже стала раздеваться. И за ней — все остальные! Все-все! И даже моя беременная дочь, и этот ужасный смутьян, это чудовище — мой Шут. И даже Черпни, мой министр финансов!

Король Грегор расхохотался, потом вспомнил, как он несчастен, и остановился.

— И тут они толпой двинулись по дворцу, они выбрасывали руки вперед, как пловцы, и медленно отводили назад, а потом снова выбрасывали вперед и изредка дрыгали ногой — все, кроме жены старика Черпни — она плыла по-собачьи. А главный судья чуть не утонул, но кто-то подплыл, и спас его, и вытащил на берег, то есть на обеденный стол.

— Бедняга Грегор, — взволнованно произнес король Джон.

— Впрочем, во всем есть свои положительные стороны. Ты же знаешь, королева Луиза — женщина необычайно привлекательная, даже в одежде.

Он прищурился, потирая ладонями колено, поглощенный своими мыслями.

— А вообще-то вся эта история, возможно, вовсе не такой уж абсурд, как пыталась это представить королева Луиза. В конце концов, не мытьем, так катаньем нам надо сбыть замуж нашу беременную дочь, а в таких ситуациях… в таких ситуациях, как эпизод, о котором я рассказал…

Король Джон подозрительно смотрел на него.

— Я только хочу сказать, что трудно сохранять здравомыслие в такой обстановке.

Белокурый король кивнул. И как бы между прочим спросил:

— А ты сам участвовал в этой любопытной затее?

— А что мне оставалось делать? — произнес король Грегор, внезапно покрываясь испариной. — Я же хозяин дома.

3

Когда после полудня сражение возобновилось, дело не клеилось ни у одной из сторон. Король Грегор никак не мог сосредоточиться на своих обязанностях, его одолевали странные чувства и невыразимые сомнения, и в особенности одно, хотя король ни за что не смог бы объяснить, с чем оно связано, — ощущение какой-то принципиальной ошибки — возможно, его собственной, возможно, ошибки всего человечества. Снова и снова, как ни старался он собраться с мыслями, в его воображении возникал образ Луизы — обнаженной, неизъяснимо прекрасной, с огненнорыжими волосами, мягко струящимися за спиной, словно дворец и взаправду затопляло.

А потом он вдруг вспоминал фрейлину Её Величества, мадам Вамп — почти совсем безгрудую, но все равно чрезвычайно для него притягательную. И тут же заливался краской и зажмуривался, вспоминая маленькую принцессу Мюриэл — её жалкие, худенькие, бледные бедрышки, округлившийся живот, на шестом месяце, и её прекрасные серые глаза — прекрасные, несмотря на уродливые темные круги под ними, — глаза, сияющие, вопреки здравому смыслу, ангельской невинностью. Короля Грегора охватывало желание, — когда он медленно бродил по дворцу, правой рукой задумчиво теребя бороду, а левой загребая, как пловец, и кивал своим благородным доблестным рыцарям, проплывающим мимо под руку с элегантными дамами, или подбадривал какого-нибудь престарелого министра, который, отдуваясь, едва дотягивал до спасительной лестницы, — короля Грегора охватывало желание обнять их всех — и красивых и безобразных, — прижаться к ним, как ласковый непосредственный ребенок порывисто прижимается к родителям. «Хороший вы все народ, — мысленно повторял он. — Вы все мой народ. Мой народ!» Он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться от умиления.

Что касается белокурого короля Джона, то он едва ли обращал на свою армию больше внимания, чем король Грегор — на свою. Слова чернявого короля произвели на него неизгладимое впечатление. Король Джон всегда считал своего противника человеком, прочно стоящим на земле, который знает, чего хочет, и умеет этого добиваться. То и дело неожиданно для себя король Джон фыркал от смеха.

— Старый чертяка, — повторял он.