Сказки английских писателей

— О, мне бы так хотелось увидеть купидонов в шутовских колпачках! — воскликнула Мейми и побежала их искать. С её стороны это был очень рискованный шаг, потому что купидоны терпеть не могут, когда над ними смеются.

Где дается бал фей — узнать всегда легко: между этим местом и всеми населенными частями Сада натянуты ленты, по которым приглашенные могут следовать на бал не замочив бальных туфель. На этот раз ленты были красные и очень красиво выделялись на белом снегу.

Немного пройдя вдоль одной из них и никого не встретив, Мейми наконец увидела приближающуюся кавалькаду фей. Было похоже, однако, что они возвращаются с бала, и это немало удивило Мейми. Она едва успела спрятаться: согнув колени и раскинув в стороны руки, она притворилась садовой скамейкой. Кавалькада состояла из шести всадников спереди и шести сзади, посредине шла чопорная дама, за которой два пажа несли длинный шлейф, и на этом шлейфе, словно на диване, полулежала хорошенькая юная фея.

Именно так принято путешествовать у фей-аристократов. Вместо платья на ней был надет золотой дождь, однако внимание Мейми привлекал отнюдь не он, а голубая и удивительно бархатистая шея юной особы, как нельзя лучше оттенявшая бриллиантовое колье. Феи благородного происхождения добиваются такого восхитительного голубого цвета следующим образом: они прокалывают кожу, и выступившая голубая кровь окрашивает шею. Только манекены в окнах ювелирных магазинов могут сравниться с ярким блеском бриллиантовых колье на голубых шеях фей.

Мейми также заметила, что вся кавалькада, по-видимому, пребывала в сильном возбуждении: феи задирали нос выше, чем это следует делать даже феям. Из этого Мейми сделала вывод, что перед ней, должно быть, одна из фрейлин, услышавших от герцогского доктора его неизменные слова: «Холодное, совершенно холодное».

Мейми пошла вдоль ленты дальше и дошла до подсохшей лужи, над которой лента висела словно мост. В эту лужу упала какая-то фея и теперь тщетно пыталась выбраться из нее. Сперва эта крошка ужасно испугалась появления Мейми, которая с самыми добрыми чувствами бросилась ей на помощь, но скоро она уже сидела на руке у Мейми, весело болтая. Она рассказала Мейми, что её зовут Брауни, что она идет на бал и надеется завоевать любовь герцога, несмотря на то, что она всего-навсего простая уличная певица.

— Конечно, — добавила она, — я не очень красива.

От этих слов Мейми стало неловко, потому что крошечное создание и впрямь не отличалось красотой по сравнению с другими феями. Девочка никак не могла придумать, что же сказать в утешение.

— Мне кажется, вы думаете, что у меня нет никаких шансов, — неуверенно произнесла Брауни.

— Этого я не говорила, — вежливо ответила Мейми. — Конечно, твое лицо немножечко простовато, но… — Да, положение у Мейми было действительно неловкое.

К счастью, она вспомнила, как её отец однажды посетил благотворительный базар, где за полкроны можно было увидеть самых красивых женщин Лондона. Вернувшись домой и увидев свою жену, он, однако, не испытал ни малейшего разочарования.

Напротив, он сказал: «Ты и представить себе не можешь, дорогая, какое это облегчение снова видеть милое, простодушное лицо».

Когда Мейми рассказала Брауни эту историю, та воспряла духом. Она больше ни капельки не сомневалась, что станет избранницей герцога, и со всех ног помчалась по ленте, на прощание крикнув, чтобы Мейми не ходила на бал, потому что королева может её за это наказать.

Однако Мейми, подгоняемая любопытством, пошла вперед и вскоре у семи испанских каштанов увидела удивительный свет. Крадучись она подошла поближе и выглянула из-за дерева.

Источник света располагался на высоте вашей головы и состоял из мириадов светлячков, сцепившихся друг с другом и образовавших слепящий навес над кольцом фей. Вокруг кольца толпились тысячи маленьких человечков, но все они казались серыми тенями по сравнению с яркими фигурками в освещенном круге, которые так сверкали, что Мейми приходилось сильно зажмуриваться, когда она на них смотрела.

Мейми очень удивлялась и даже сердилась, что Герцог Рождественских Маргариток был способен хоть на одну-единственную секунду остаться равнодушным, и все-таки его светлость сидел именно с равнодушной, сумрачной миной. О том, что он так ни на ком и не остановил свой выбор, говорил и пристыженный вид королевы и её двора (хотя они и пытались напустить на себя полное безразличие), и рыдания отвергнутых красавиц, и мрачное лицо самого герцога. Мейми также видела, как надменный доктор щупал сердце герцога и каждый раз, как попугай, повторял одно и то же. Особую жалость Мейми испытывала к купидонам, которые в шутовских колпаках жались по темным уголкам и каждый раз, когда доктор произносил: «Холодное, совершенно холодное», — качали опозоренными головами.

К её великому разочарованию, Питера Пэна нигде не было видно, но я могу объяснить, почему он опаздывал. Дело в том, что его лодку затерло на озере плывущими льдинами, и ему пришлось с трудом пробивать дорогу своим верным веслом.