Сказки Белой Горы. Часть II

– Вот не люблю, когда перебивают. Так значит, на чём я остановился, ага, собрался я пострелять по «хрюнделям», а за мной Валька Хвостова увязалась. Куда её понесло? В девятнадцать лет – бывает… Топать километра три, может больше чуть-чуть. Она так и липнет ко мне, то под руку возьмёт, то грудью прижмётся. От неё духами метров за триста разит. Какая это охота?! Хохочет ещё, да повизгивает. Хотел ее уже домой гнать, но она пообещала посмирнеть, и я её помиловал. Пришли. На вышку-то взобраться надо, метров двенадцать в высоту и первые три по веревочной лестнице. Хорошо догадалась туфли на кроссовки поменять. Она мне заявляет: «Лезть боюсь, ты меня снизу поддерживай». Сама же в коротком платье (летом дело было, в июле), её уже комары пощипали… Она поднимается, я снизу лезу, подталкиваю.

Кучак засмеялся:

– В какое место подталкиваешь?

– В разные, те, что помясистей. Пока залезли, а она специально притормаживала, распалились мы сней во всю дурь молодости… Когда пришли кабаны (ветер удачно дул в нашу сторону от подкормочной площадки), ни мне, ни тем более Вальке, было уже не до них. Так мы под чавканье и прихрюкивание наслаждались… Возвращались домой без добычи, но довольные. Теперь у неё четверо детей и она не Хвостова, а Копытина, за Андрюху замуж вышла.

– Детишки, часом не твои? С юморной строгостью поинтересовался Кучак и почесал подбородок.

– Смеёшься? Половина – вылитый Андрюха.

– Половина чего?

Не чего, а кого. Двое, говорю, копия отца.

– А остальные?

– Не задавай глупых вопросов…

На следующий день, в обед, нам с Кучаком как обычно повезло – мы примкнули к стоящему человек на сорок впереди церковному литератору Сергею. Он когда-то пропустил по независящим от него причинам финал литературного конкурса (был отправлен в больничное изгнание), а недавно вернулся. Неважно держащийся на ногах церковно-библиотечный активист, преподнёс зевакам (человек пятьдесят рядом стоящих) краткое описание места и нравов больничной зоны «Ясная поляна». По его словам, выходило, что это –«козлячий рай», или, другими словами –«красная зона», где блатные веса не имеют и никто из них не крикнет: АУЕ.

– Почему не крикнет? – спросил бойкий юный несмышлёныш из нижнего сектора – я бы только ходил и орал.

Сергей переложил трость, на которую не мог не опираться в другую руку:

– В этот же день вылетел бы оттуда.

– Подумаешь! Тоже мне – рай.

– Рай не рай, а люди стараются в больничной зоне удержаться. Плюсы очевидны: кормёжка, куда как лучше нашей, ларёк – каждый день, берёзовая роща, с грибами, которые собирают до осени и готовят для себя грибные блюда. Берёзы старые, ветвистые, с них свисают гирляндами длиннющие прутики с листьями, как на плечи дряхлеющих бывших красавиц седеющие пряди.

Кучак мечтательно причмокнул:

– Сразу видно церковного писаку.

– Почему обязательно церковного? – с сомнением поинтересовался я.

– Они витиеватые красивости уважают. Тебе так не смочь – только поржать, да покритиковать способен.

– Суп не забудь взять, литературовед, смотри куда чешешь с пустым подносом.

Александр Васильевич действительно зевнул поставить на поднос первое блюдо:

– Ой, ой, правда, братцы, подайте супчика.

Ему подали раскалённую миску, которую он ухватил за дно:

– Ай я яй, руки сварились…

Кучак шумно вздыхая принялся дуть на руки.

Сергей полуобернулся, удаляясь:

– Дослушать приходите, за один стол усядемся.

Дальше был рассказ о запертом на втором этаже «положенце», орущем на всех проходящих мимо. Замкнут он до конца срока и скорее всего голова у него «сбита с курса». А напротив, полицейская будка и охранник с «положенцем» иной раз переругиваются.

Летом администрация «отколола» номер: всех ходячих выстроили на плацу, а важный начальник неторопливо расхаживал и вопрошал: «Какие имеются жалобы?» В любой зоне, каждый, кроме совсем уж «зеленых» новеньких, знает – лучше промолчать. А тут получилось, что из семи имеющихся леек душа, исправны лишь две – маловато на такую толпу. Вопрос поднял довольно авторитетный мужик. Начальник колонии (их во всех лагерях иронично именуют – «хозяйка») изумлённо воскликнул: «Не может быть!» и обвёл заместителей вельможно-суровым взглядом. Игра! На следующий день вопрошавший вылетел вон, в другую, на сей раз исправительную колонию.

Сергей дохлебал суп и перевёл дух:

– Обиженные в «Ясной поляне» блатуют.

Кучак возмутился:

– Как не может быть!

Я также был удивлён:

– Они головы не поднимают, если кто-то из них моет лестницу, а по ней шагает человек, то обиженный прекращает работу, прижимаясь к стене и молча даёт дорогу.

–А вот там никто пройти не даст, ещё прикрикнет: «Куда прёшь? Не видишь, я убираю» …

До ларька остаётся одиннадцать дней, а наши с Кучаком продуктовые запасы изрядно подтаяли. Этот ясногорский провокатор предлагает по-быстрому уничтожить остатки, чтобы дорваться до магазинчика, как голодные собаки до охоты. Случается это частенько, но его близорукие авантюры не проходят, и он ворчит:

– Свалился скупердяй и жадюга на мою голову.