— Да откуда же я могу это знать? Я в станице Краснодарского края вырос. Это вы едите деликатесы, а я, кроме столовой никуда не хожу.
Тут Валера малость прилгнул. Смысл его отсидки заключается в постоянном хождении по баракам, с целью добычи пропитания, дополнительного и не казенного. Кучак сидел в полусогнутом состоянии, подперев руками подбородок, а локти его опирались на собственные ноги в области коленок. Он оживлённо распрямился:
— Ты что — спятил? Какие деликатесы мы жрём?
— Ну, вот, колбасу, печенье, икру… Раз название знаешь, значит, прочитал на этикетке.
Похожденец недовольно засопел, а Кучак поставил перед ним ехидный вопрос:
— Значит мы — пожиратели колбасы, а ты невинный вегетарианец?
— А кто же ещё?
— Может быть это не ты минуту назад дожевывал остатки нашего сервелата? Может это кто-то другой таскается к нам каждый день, причём зная в какое время нужно являться и всегда что-то получает?
— Я ничего не говорю.
— Что значит не говоришь? Кто же тогда заводит недовольные речи?
— Я так, к слову, а ты уже возмущаешься.
— Эх ты, темнота краснодарская. Самая известная икра, к твоему сведению — ачуквская, Ачуевского рыбного завода Краснодарского края в гирле реки Кубань.
Валера вытаращил изумленные глаза:
— Как, у нас такой завод, а я и не знал.
— Да ты много чего не знаешь. Есть стерляжья мелкая икра, паюсная, мешочная, зернистая, ястычная.
Самая лучшая севрюжья паюсная икра кучугур. Из зернистой икры наиболее ценная белужья. Ястычная — более солёная и более дешевая, она засаливается вместе с плёнками яичников рыбы.
В этот момент в проходняк заявился своей тяжелой поступью старого кладовщика этапник Юра, новенький сиделец преклонных годов. Ему не хватает пары месяцев до семидесятилетия. Старость его слегка пригнула к земле: из 185-ти сантиметров роста осталось 176. Вес он, правда, сохранил — полноценных 92 килограмма. К нему, из Тулы, постоянно мотается жена — сердобольная женщина на год старше мужа и привозит полные сумки продуктов. Юра по складскому прижимист, но меня и Кучака угощает охотно. В нашей неунывающей компании ему проще и легче свыкнуться с бытом колонии, а уж о юморе и говорить нечего — без весёлой шутки здесь «крыша едет» у многих.
Юра принёс хлеб, настоящий, не тюремный, конфеты и печенье. У Валеры разгорелись глаза, и он сунулся носом к пакету. Бывший зав. складом рассмеялся:
— Что ты кривоносый нюхаешь через пакет, так ничего не учуешь. Тебя не Ломоносов фамилия? Хотя нет — лоб низковат.
Попрошайка растерянно пробормотал:
— Да я четыре года не видел вольного хлеба. Понюхать и то хорошо.
Нос его действительно был изуродован сильнейшим образом. В редкой драке наносятся подобные увечья.
Юра достал тонкий ломтик и протянул бедолаге:
— Надо не нюхать, а есть. Бери, он вполне готов к употреблению.
Валерка не удержался, поднёс кусочек хлеба к своему мятому, сильно искривлённому носу, а затем, желая ковать железо пока оно горячо, завёл классическую вымогательскую шарманку:
— Вы бы мне ведёрко джема подарили — так здорово помогает больным бронхам…
Тут уж я не выдержал:
— Хватит лазаря петь, нет у нас джема, а хлеб ты ел два месяца назад, не ври.
— Так это — американский, совсем не то.
— Ладно, патриот хренов, получи луковицу и чеши.
— А две нельзя? Мой сосед тоже лук любит.
Тут настала очередь Кучака:
— Забирай банку с селёдкой, а в придачу, возьми вот фантик от шоколадной конфеты — отличная закладка для книги получится.
И Валера покинул компанию в сомнении: «Уйти с оскорблённым видом, или с довольным?»
Юра уселся на Кучакову кровать и спросил с хитринкой:
— Кто тебя научил в икре разбираться? Не иначе ты мой склад посещал. Но не помню я тебя.
Кучак не сробел:
— Да я этих баз снабжения и складов так напосещался, что мутит меня от них. А по рыбной части — спасибо Астраханской губернии, там меня просветили.
Мы предложили экс кладовщику выпить чай в нашей весёлой компании. Тот суетливо засобирался:
— Сейчас, погодите, принесу что-нибудь посерьёзнее.
А! — оживился Кучак, — за зажратками и зажорками побежал? Ну неси, коли так.
Разумеется, рыбацкий знаток, как обычно, напутал — у славян, кондитерские изделия назывались заедки, но дух слова он передал точно.
Через пять минут Юра, держа горячий бокал в руке, ностальгически вспоминал: