Сказки Безумного Леса

Иван встал со старенького коврика, неуверенно держась за стену. Ноги были ватными и дрожали, потолок упрямо съезжал куда-то в сторону, несмотря на героические усилия Ивана удержать его в приличном положении, а пол был похож на палубу кораблика во время сильного шторма. Солнечный свет нестерпимо резал глаза. С большим трудом он подошел к большому, во весь рост зеркалу, внимательно посмотрел на отражение и содрогнулся. Чувство отвращение ко всему отраженному в стекле потрясло его до самого нутра. Ему стало совсем плохо, к бледности на лице добавилась легкая зелень, внутри что-то неприятно задрожало и напряглось. Казалось сердце бешено колотиться у самого горла, а желудок сжался в крохотный комок. Иван задышал часто-часто, нервно сглотнул и тихо пробормотал:

– А ведь все начиналось вчера так славно. Потом этот сказитель откуда-то взялся со своими чертовыми байками, совсем нас запугал. Пришлось храбрость свою восстанавливать. А вот что же потом было?.. Что-то не вспоминается. Но, кажется все цело, ничего не болит.

Он внимательно, насколько хватило сил и поворота негнущейся, отлежавшейся во время сна шеи, осмотрел себя.

– Немного мятый, но так, вроде ничего. Все цело, даже не грязный. Значит, вчера никуда не ходили. Вот и хорошо, вот и славненько. Значит, Елене нечего на меня дуться. – Сделал он радужные выводы. От этого на душе немного полегчало.

Кряхтя и покачиваясь, он вышел на крыльцо, осторожно спустился по высоким ступенькам и жадно припал к большой дубовой бочке с дождевой водой. Напившись и умывшись, он понял, что утро в самом разгаре. Солнышко не по-весеннему тепло пригревало, птицы пели в высоком синем небе, многочисленная домашняя живность весело и бездумно сновала по большому двору, что-то жуя, клюя, грызя. А также гавкая, хрюкая, кудахча, обсуждая какие-то свои животные дела и проблемы. Но в этой жуткой утренней какофонии звуков, – как показалось Ивану сначала, голова-то болела, и его ничего не радовало, – чего-то не хватало. Чего-то важного, необходимого и привычного.

Иван огляделся, Елены, его горячо любимой красавицы жены, нигде по близости не было видно и слышно. Оттягивая неприятный разговор, он, через весь двор, лениво пиная попадавшихся жирных куриц, побрел в конюшню. Его верный друг и товарищ по многочисленным приключениям грустно поднял морду от большого ведра с водой. Глаза печально посмотрели на Ивана. В них стояло такое страдание и глубокая тоска, что Иван невольно содрогнулся. Ему до слез стало жалко Коника.

– Что, дружище, плохо? – Он погладил Коника по мокрой морде. Зря я тебя вчера с собой взял. Но кто же знал, что этот чертов бард в кабак притащится.

– Да уж, страстей он вчера напел – жуть. До сих пор поджилки трясутся. – Ноги у коня действительно мелко-мелко дрожали. – Давненько я таких страстей не слушал.

– Пророчества Великого Бормотуха без специальной подготовки никто не может слушать. Кроме какого-то Смертного.

Друзья невольно поежились, вспоминая вчерашние пророчества, которые весь вечер гнусаво и фальшиво пел случайно зашедший сказитель. Коник опустил голову в ведро и шумно втянул в себя холодную воду. Потом поднял голову и спросил:

– А чем все-таки дело закончилось?

– Какое дело-то? С прогнозом или как домой добирались?

– Оба.

– Не помню, – честно признался Иван. – Но, кажется, ничего кроме головы не болит. Значит, посидели тихо, мирно. А предсказывать будущее, сам знаешь, дело неблагодарное.

– А жаль, что не помнишь. Интересные вещи он пел. Знать бы, что будет дальше…

– Сейчас сам попробую заглянуть в наше ближайшее будущее. Ну, во-первых мы сейчас…

На этих словах скрипнула входная дверь. Иван спиной почувствовал надвигающуюся опасность. Коник заворожено смотрел куда-то ему за спину, в больших влажных темных глазах метнулся испуг; потом он опустил морду, жесткая нечесаная грива закрыла глаза. В наступившей тишине в ведро с водой звонко падали капли с его морды. Казалось, в конюшне, застыл сам пыльный, прогретый солнцем и настоянный на травах, воздух. Иван осторожно, нехотя обернулся. В дверях стояла Елена. Яркий солнечный свет просвечивал насквозь легкий сарафан, четко прорисовывая великолепную фигуру. Что она держала в руках, Иван рассмотреть не мог, ослепленный этим зрелищем и солнцем, бьющим из-за ее спины. Его товарищ тихо и обречено вздохнул.

– Доброе утро. – Без тени ехидства или злости напевно протянула Елена. У нее был западный протяжный говор. – Как я вижу, друзья опять собрались вместе и пытаются предсказать свое будущее. Стой! Куда пошел?! – Она вдруг повысила голос. Это Коник, прикинувшись, как всегда в случае острой опасности, например, как сейчас, или крайней необходимости, бессловесной скотиной, трусливо попытался отойти в дальний угол конюшни. Она неторопливо продолжила, когда Коник покорно застыл над своим ведром.