Сказки чужого дома

Лавиби – широкоплечий, седой, с въедливыми зелеными глазами, явно полукровка – поджал губы. Так, будто в последний миг передумал добавлять что-то крайне нелицеприятное.

«Они чуют, зачем я здесь. И будь их воля…»

Эта мысль вызвала легкое раздражение. Делая вид, что не замечает напряженных взглядов более молодых солдат, Паолино сухо кивнул.

– Благодарю.

Начальник караула знаком велел открыть двери. Охрана растворилась в темноте коридора. Впереди на потолке вяло мерцали скопления золотых точек: светляков было мало, они не двигались. Из-за этого знакомое помещение показалось чужим.

– Здравствуй. Не вставай, не надо.

Миаль произнес это, переступая порог и затворяя двери. Он представлял себе, что Лир лежит в изнеможении в окружении медиков, а затем ковыляет ему навстречу, держась за стену. В городе на башне так и не подняли флаг. Лучше было приготовиться к чему угодно. К самому плачевному зрелищу.

– Я не ошибся… Знаешь, за сколько я тебя учуял?

Это не был голос тяжелобольного – в нем чувствовались веселые нотки. Миаль сделал глубокий вдох.

– Иди ко мне.

Лир сидел в своем кресле из толстых корневищ с книгой на коленях. Еще раньше, чем в него, взгляд уперся в другое. В поблескивающий серебристым и вороненым металлом участок стены, где висело оружие. Там, среди множества ружей, ножей, пистолетов, не было кое-чего знакомого.

– Сразу же хватился, надо же. Она здесь, Миаль.

Винтовка – простая, еще курсантская, но неизменно любимая, – была прислонена к выпирающему древесному корню. Ее аккуратно перебрали, смазали, наверняка уже перезарядили. Можно было почти не сомневаться. Хотя бы потому, что…

– Я отвык видеть тебя таким.

– И я тебя.

Вместо парадной одежды товура на Лире была знакомая черно-красная форма. Так же холодно, как ствол винтовки, блестели кованые носы его саварр. Лавиби улыбнулся: блеснули клыки. Вытянув руку, он сделал приглашающий жест в сторону очага.

– Погода скверная. Перевеяние близится.

Едва Миаль сел, руки сами потянулись к пламени. На миг его захлестнуло привычное ощущение уюта и спокойствия. Он поймал себя на том, что улыбается, вглядываясь в игру рыжих языков, что чувствует себя дома. Но приятные воспоминания отступили, и Паолино замер в оцепенении. Он даже не смог заговорить, хотя всю дорогу подбирал слова.

– Я скучал.

Лир перебрался в другое кресло, пониже и поменьше, и сел рядом с гостем. В широких когтистых руках все еще была книга, и взгляд Миаля уткнулся в страницы.

– Откуда он у тебя?…

Это была не книга. А альбом, оставленный под Кровом и раскрытый на одном из снимков, с которого улыбались близнецы. Ее близнецы.

– Его забыла подруга Джера. Девочка…

– Тэсс? – Миаль отдернул руки от огня, ладони, поднесенные слишком близко, обожгло болью. – Она здесь?

Он знал, что на него смотрят, и наконец взглянул в ответ. Лирисс грустно улыбнулся, пальцы накрыли фотографию – ту, с которой смотрели уже другие близнецы.

– Твой. Да?

– Лир…

Его широкий нос дернулся.

– Девочка сбежала. Как и мой сын. Оба сына. Думаю, они уже на полпути в Аканар.

Опоздал. Ему показалось, что из-под ног уходит опора, а огонь потихоньку гаснет. Нет, хуже: превращается в сырой липкий мрак. Миаль покачнулся, но заставил себя расправить плечи и ровно спросил:

– Ты их не остановил?

Лир перевернул страницу, а затем еще несколько, глядя сквозь лица и силуэты. Он помедлил там, где стоял вполоборота Грэгор Жераль, и заложил снимок пальцем. Губы разъехались в неопределенной улыбке.

– Таких не остановишь. Я и не пытался.

– Там будет опасно.

Больше не улыбаясь, Лир коснулся его плеча.

– Они едут ради друга. Даже более того. Помнишь, мы были такими же?

Миаль молча кивнул и остался неподвижным. Тяжелая рука на его плече крепко сжалась. Они просидели так еще какое-то время. Миаль уставился на пламя: не свернувшееся и не отсыревшее, успокаивающее трескучим горячим шепотом.

– Ты вытащил все наши общие карточки.

Лир рассматривал снимок Грэгора, показывающего раздвоенный язык. Во взгляде лавиби совсем не было злости.

– Оставил только его. Я так и…

– Нет. Не только.

Паолино забрал альбом, закрыл его и отвинтил металлические уголки на переплете. Без них верхняя пластина, обтянутая кожей, легко снималась. На подложке лежало еще несколько старых, тусклых снимков. Кажется, в том порядке, в каком их расположили в последний раз. Вряд ли Тэсс их обнаружила, раз даже умный Лир…

– Вот так.

Сиш в форме, в обнимку с какой-то из бесчисленных подружек. Лирисс – еще с обеими здоровыми ногами – с маленьким Джином и тремя другими детьми. Син-Четверка на Выпуске, они же – у озера в Дэвире. Под фото были и другие снимки, в общей сложности штук… восемь. Да, восемь, знаковое число.

– Вы всегда были со мной.

Миаль закрыл тайник и отдал альбом, раскрыв его на прежнем месте. На фотографии Грэгора, мысль о котором заставила Паолино снова потянуть замерзшие руки к огню. Лирисс, кажется, смутился, и пожалел о своем глупом обвинении. Во всяком случае, он тихонько сконфуженно сопел.

– Я вернулся, Лир.