Сказки Дании

– Прощай, прощай! – пропела ласточка и с тяжестью на сердце полетела обратно в Данию. Долог был её путь, но всё-таки добралась ласточка до маленького гнёздышка под крышей дома, где жил сказочник. Ему-то и поведала ласточка о Дюймовочке, а уж от сказочника и мы узнали эту историю[5].

Соловей

 

В Китае, как вам наверняка известно, император – китаец, и все подданные тоже китайцы. История, которую я сейчас расскажу, произошла много лет назад, ну да послушать всё-таки стоит, пока она совсем не забылась.

Не было в мире дворца краше, чем у китайского императора: весь он был построен из бесценного фарфора, такого хрупкого, что знай осматривайся, как бы чего не расколотить. А в императорском саду цвели дивные цветы, и к самым красивым из них крепились крохотные серебряные колокольчики. От малейшего ветерка – например, от такого, который поднимают шёлковые одеяния при ходьбе, – колокольчики звенели. Поневоле остановишься и залюбуешься!

Словом, всё в саду было устроено так, чтобы тешить взор, а сам сад простирался на огромное расстояние. Даже садовник не знал, где он заканчивается! Но если уж пройти сад насквозь, так обязательно очутишься в лесу. Деревья в том лесу росли сплошь вековые, озёра плескались хрустальные, и спускался лес прямо к лазурной морской бухте. На корабли, что стояли на причале, отбрасывали тень ветви могучих деревьев; в этих-то ветвях и гнездился соловей. Пел он так сладко, что даже бедный рыбак останавливал свою джонку и заслушивался дивными звуками. Правда, вскоре рыбак вспоминал, зачем приплыл – сети на ночь раскинуть.

– Ох и сладко же поёт! – вздыхал рыбак и возвращался к своим занятиям, а назавтра соловей вновь заводил свою песню, и рыбак вновь замирал, очарованный, и повторял: – Ох и сладко же поёт!

В китайскую столицу прибывали путешественники со всех концов земли; дивились на императорский дворец и сад, а когда слышали соловьиное пение, неизменно восклицали:

– И всё же главное чудо – соловей!

Вернувшись домой, путешественники охотно делились впечатлениями, а уж учёные люди с их слов писали целые трактаты. Не забывали они упомянуть и соловья; да что там упомянуть – его всячески превозносили, а поэты слагали изысканные стихи о соловье, что распевает по-над морем, среди изумрудных ветвей.

Эти трактаты издавались, переиздавались и неплохо продавались, и вот один из них попал в руки императора. Император восседал на золотом троне, читал с интересом и всё кивал головой, потому что приятно ведь читать о том, как чужеземцы восхищаются твоими сокровищами. «И всё же главное чудо – соловей!» – прочёл император.

– Главное чудо – соловей! – воскликнул он. – Почему мне до сих пор не доложили о соловье? Тут написано, что сия дивная птица обитает совсем рядом с моим дворцом – а я никогда её не слыхал и не видал! Безобразие! О своих же сокровищах приходится узнавать из чужеземных книг!

И он призвал к себе первого министра. А надо сказать, что первый министр был очень важной персоной. Если к нему обращался человек рангом пониже, первый министр раздувал щёки и говорил «Уф!», а это «Уф!» по-китайски ну ровно ничего не значит.

– Есть некая птица, именуемая соловьём, – начал император. – Говорят, этот самый соловей – величайшее чудо во всей моей империи. Так почему же мне до сих пор о нём не докладывали?

– Я никогда не слыхивал ни о каком соловье! – смутился первый министр. – Сию минуту выясню, ваше императорское величество!

Легко сказать – выясню! Первый министр бегал по дворцовым лестницам, залам и галереям и всех расспрашивал о соловье, но добиться ничего не мог. Никто из придворных не слыхивал про соловья! Отчаявшись, первый министр примчался к императору и высказал своё мнение: дескать, не всё правда, о чём пишут в книжках лукавые и коварные чужеземцы.

– Вашему императорскому величеству не следует доверять чужеземным авторам. Быть может, тот, кто написал это, – чернокнижник!

– Вовсе нет, – возразил император. – Книгу прислал мне его величество император Японии – значит, она правдивая. Итак, я желаю слышать соловья! Доставьте его сюда не позднее, чем нынче к вечеру. Я дарую соловью своё высочайшее разрешение явиться пред мои очи, а если не явится – велю всех придворных, и вас в том числе, сразу после ужина поколотить палками по пяткам.

– Цинь-пе! – произнёс первый министр, что по-китайски значит «Слушаю и повинуюсь!».

И снова началась беготня по лестницам, залам и галереям, и рядом с первым министром пыхтели и отдувались прочие важные особы, ведь никому не хотелось быть битым палками по пяткам, да ещё сразу после ужина. Придворные спрашивали всех встречных про соловья, о котором, похоже, знал весь свет – но только не они.

Наконец нашлась девочка, что помогала на кухне – чистила овощи и рыбу. Услыхав вопрос, девочка произнесла:

– Мне ли не знать! Соловей поёт так чудесно! Каждый вечер по высочайшему дозволению я ношу остатки еды моей бедной больной матушке и сажусь отдохнуть в лесу. Тогда-то я и слушаю соловья. Его пение трогает до слёз: мне чудится, будто матушка целует меня.