Сказки деда Игната

— Ну как знаешь. Дело твое. Захочешь, так скажи.

— Ладно. — Оленька копошится под одеялом, прячется с головой. Но потом снова высовывает голову:

— Солнышко высоко?

— А то, как же! С места не допрыгнешь, за хвост не ухватишь.

Ольга снисходительно улыбается, заглядывает деду в глаза: не уже ли он серьезно?

— Ты, что, дед? Хвосты у комет. Звезды они как мячик. Они круглые.

— Много-то ты знаешь, — отмахивается дед, — у каких, может, хвоста и нет, а у этого, самого раннего, всегда бывает. Это, детка, сам Конь-Рассвет над миром скачет. Где гривой тряхнет, так там заря горит. А хвостом тряхнет, так всю сажу с неба в раз смахнет.

Оленька, укутавшись в одеяло на манер халата, жмется к старику. Знает, что врет он, сказку ведет, но потому и слушает.

— А откуда сажа на небе?

— О! что ж ей там не быть? Там ее немерено! Кабы нам туда, так точно б измазались, как черти.

— Кто ее туда намазал? — Оленька хочет поймать деда на вранье. Нашла коса на камень, да камень покрепче оказался.

— Люди они ведь разные бывают. Кто и толковый будет, а кто так пустой внутри, что барабан. Шуму от таких много, а проку — кот наплакал.

— Коты не плачут. — Подначивает Оленька. Дед не отступается:

— Ну, то какие коты? — Ольга жмет плечами под одеялом и виновато улыбается.

— Обычные! А был один особенный, так он, говорят, и плакать умел. Но не про то я говорил. Люди, говорю, разные бывают. Так уж давно заведено. Кто не пустой, тот, вроде как, и сам чем-то светит, покуда по жизни идет. А кто непутевый, так тому и на свету темно. Встанет с утра и не знает, чем себя занять. О пользе не думает, только веселья ищет. Про такого и говорят, что только зря небо коптит. А сколько их по свету, непутевых-то! Страх сколько. Вот к ночи все небо-то и закоптят. И конец бы уж свету был, если бы не Конь-Рассвет. Да. Он копытами стучит, сажа с неба и осыпается. Гривой махнет — черноту сметает. Хвостом и последнее уберет.

— И так каждый день? — Оленька сочувствует сказочному герою.

— А то как же.

— Я бы не стала…

— То-то и оно. Обмельчали люди. Каждый так думает: не буду, мне от того сладко не сделается. А вот если бы коптить небо не стали, так и Рассвету продых был бы.

Ольга задумалась, попала в ловушку, поверила. Забыла, что дед ей сказку сочинил. Но пытливый детский ум находит лазейку:

— А мы как бы спали, если бы ночи не было?

Дед чешет в затылке, Оленька поймала-таки его.

— Спать? Так придумали бы что-нибудь. Может, и спать бы отучились. Что теперь гадать. Ну, будет лясы точить. Рассвет уже проскакал. Во как светло. Пойди, умойся, бабка уже, небось, завтрак сварганила.

— Еще немножко. Я еще на солнышко посмотрю.

— Ну, посмотри. — Вздыхает старик.

— Хвоста не видно. — Жалуется Ольга.

— Не видно. Это да. Где уж нам его разглядеть, он высоко скачет.

— А в телескоп?

— Это ты у папки спрашивай. Я про телескопы не знаю. — Ворчит старик. — А вот если прищуриться, то можно лучик приметить. То-о-нкий, что твоя паутинка. Так то и есть волосок из его гривы.

Ольга щурится, глаза слезятся. Она не довольна:

— Все это ты, дед, навыдумывал.

— И то верно. А ты тоже хороша! Уши развесила, слушать горазда. Пошли умываться. Мамка с папкой вот-вот приедут. — Оба смеются.

— Ты им тоже расскажи.

— Не поверят. — Отмахивается дед.

— А ты расскажи. — Ольга упряма.

— Ну что ты будешь делать! Расскажу.

— Честно?…

ГАЛЬКА

Удивляюсь, откуда берутся сказочники. Кто их этому учит? Кто вкладывает в их светлые головы умение перевернуть все с ног на голову?

Оленька возилась у аквариума, тесть читал ей вслух. Голова у него уже тогда была не просто светлая, но совсем уже седая. То ли от возраста, то ли от жизни, полной событий.

Я только что закончил возиться со своим каким-то крошечным рассказом. Довольный собой, понес рукопись старику. Мне отчего-то важно было услышать его мнение в самую первую очередь.

— Отец, — перебарывая стеснение, обратился я к старику, — оцени.

Дед Игнат убрал книгу, взял мой листок.

Старик читал медленно, вдумчиво, без комментариев. Я стоял рядом, стараясь угадать, какой абзац сейчас читает тесть. Нервно что-то пояснял, обещал исправить, извинялся за черновую работу. Но старик меня не слушал.

Вот он отложил листок на стол, погладил бороду, снял очки и положил их поверх моего творения:

— В прошлый раз, пожалуй, лучше было. — Сказал он.

Я обиделся. Снова стал извиняться за черновик, обещал все исправить.

— Ну а мысль-то? Мысль сама модная?

— Модная, да ни к чему не годная! — озадачил меня старик поговоркой.

— Это от чего же?

Старик задумался. Оленька рассматривала рыбок в аквариуме. Вдруг тесть обратился к девочке:

— Оленька, солнышко, достань-ка нам гальку.

— Что, деда? — не поняла дочка.

— Камушек нам достань.

Оленька засучила рукав и засунула руку в воду. Достала горсть камней, подождала, пока стечет вода, и понесла нам.

— Выбирай, деда. Мне вот этот нравиться, голубой.

— Красивый. — Похвалил он внучку, а камешек передал мне. Я его аллегорий не понял.