Но то ли горло у пирата было лужёное, то ли вино было сухим, а промочить никогда не получалось. Зато получалось за полчаса спустить все отмытые в море пиастры. А без пиастров жадные тавернщики ни в какую не хотели наливать. Они не хотели наливать даже в деревянный напёрсток, который пират выиграл у местных напёрсточников. За это пират швырялся в тавернщиков протезом и хрипел пересохшим горлом: «Йо-хо-хо!».
Как правило, протез ему не возвращали. Вот и приходилось пирату скакать на одной ноге, опираясь на зазубренную в морских боях саблю, потому что в те дикие времена в морской бой играли не шариковыми авторучками на уроках, а зазубренными саблями на занозистых палубах.
Из-за отсутствия протеза пирата частенько догоняли капитаны бригов, барков, шхун, шлюпов, бригантин и совершенно неуловимых баркентин, которые пират всё равно ловил и топил. За это всплывшие капитаны подвешивали пирата на реях, гротах, фоках, марсах, стакселях, кливерах, гафелях, гиках, а также бом-брам-триселях, фор-бом-брам-стеньгах и других корабельных прибамбасах.
Но сколько бы пират ни болтался на мачтах, он ни разу не проболтался, где спрятаны сокровища Джонни Деппа и Орландо Блума, потому что с петлёй на шее сильно не поболтаешь…
В один прекрасный день пират висел на бом-грот-рее в Саргассовом море, набитом водорослями, как кастрюля макаронами, и ему ничего хорошего не светило, потому что, пока он висел, на день наступила ночь.
В темноте хрипло скрипели уключины. Матросы дремали на вантах. Зюйд-вест раздувал щёки капитана. За бортом плавал дохлый кит.
Короче, спали все. Кроме пирата. Заснуть ему мешала пеньковая петля, завязанная вокруг шеи альпийской бабочкой – хитрым морским узлом, который можно развязать только топором.
«Йо-хо-хо!» – подумал пират и стряхнул ресницей слезу с единственного глаза.
И тут из морских глубин выпрыгнула пиранья…
Эта пиранья давно симпатизировала пирату, потому что сама была такой же. Вот почему она решила его спасти, перекусив зубами альпийскую бабочку.
И она её перекусила, причём вместе с бом-грот-реей! Правда, с третьей попытки, потому что два первых раза со свистом пролетела мимо. Зато, когда попала, пират беззвучно упал с мачты, но беззвучно не потому, что приземлился на левую ногу, которой у него не было, а потому что свалился за борт на резиновую спину дохлого кита.
И хотя пиранья не любила дохлых китов, она не бросила пирата. Поборов естественное отвращение, пиранья сцепила зубы и рванула вперёд, указывая задним плавником верную дорогу. Дорога была долгой. Сначала она срезала по гипотенузе Бермудский треугольник, потом по дуге обогнула мыс Горн, потом чудом увернулась от отмороженного айсберга и наконец уткнулась в берега могучего Днепра, до середины которого вряд ли бы долетел пиратский протез.
За время плавания пирату так опротивела вода и так понравилась пиранья, что он забросил морской флот и купил аквариум.
В рабочие дни пират и пиранья вспоминали былое и думали. А в выходные дни они ходили в парк. Голые стволы осенних деревьев напоминали пирату обугленные мачты, а пиранье – обглоданных китов.
В парке было хорошо. А когда на друзей бросались плохо припаркованные собаки, пиранья показывала зубы, и собаки начинали…
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ПОМИДОРОВ И ТРЕТЬЯ БАБУШКА
Моей дорогой Н. Н.
Для тех, кто ни разу не читал книжку «Железный Булкин», сразу скажем, что изобретатель помидоров никаких помидоров не изобретал. Просто фамилия у него была такая – Помидоров. А звали Помидорова – Фёдор Иванович. И как раз в книжке «Железный Булкин» много чего про Фёдора Ивановича рассказано. Особенно про то, что он натворил с помощью Стирателя Ума и Памяти