Теперь каждый день Николай Фадеевич создавал игрушки из ничего. Потом шел на базар и продавал их. Остальные торговцы думали, что он привез их из-за границы, настолько хорошо они были “сделаны”. У Николая Фадеевича появились деньги. Но он не знал, что с ними делать. У него не возникало никаких новых заветных горячих желаний, кроме одного - колдовать. И он набивал деньгами ведра, кадушки в сарае, старые носки и наволочки. Потому что был слишком одинок для того, чтобы делиться с друзьями или родственниками. Да и чтобы он сказал им, если бы они спросили его , откуда у него деньги и игрушки? Он не посмел бы рассказать им, что он фактически обокрал деда Мороза. Лишил новогодних игрушек всех детей нашей великой страны и даже взрослых! Обокрасть деда Мороза!.. Такого преступления, думал Николай Фадеевич, не совершал, наверное, ни один человек в мире! У него мороз пробегал по коже, когда он думал о том, что сделал. Стыд и срам на весь белый свет. Как видите, Николай Фадеевич ещё не совсем потерял совесть. Он и сам понимал, что красть нехорошо. Да родственники и соседи Николая Фадеевича не приняли бы от него ни денег, ни игрушек. Не захотели бы участвовать в преступлении, которое фактически было преступлением перед всем человечеством. Вот как!
К тому же его родственники были на удивление честными людьми и совсем не жадными. К сожалению, жадным они считали как раз Николая Фадеевича. И как обиженно думал сам Николай Фадеевич, ошибались. Потому что ему не нужны были ни деньги, ни куклы. Ему вполне пенсии хватало и того, что он собирал каждую осень со своего огорода. Ему просто нравилось теперь чувствовать себя вновь сильным, каким он был в молодости, по-хозяйски сидеть возле букв и приказывать им то одно, то другое. Сначала буквы загорались желтеньким цветом, потом начинали пускать фейерверки, а потом успокаивались и загорались синим, а затем от них начинали волнами исходить бледно-розовые полоски. Особенно красиво это было при выключенном свете, в темноте. И вот тогда-то Николай Фадеевич начинал злорадствовать:“ Оставили меня глупые мои родственнички одного, а я увидел в своей жизни чудо, а они нет! Узнали бы - искусали себе все локти.“
Иногда, конечно, в нем возникало желание прийти к родственникам с подарками, тем более, что они ничего ему не стоили. Он как бы оттаивал внутри и начинал жалеть о ссоре. Он думал: подарить бы сыну надувного слоненка, большого- пребольшого, о каком он мечтал в детстве. Бывшей жене - плюшевую лягушку. Невестке - игрушечную посудку, которая была бы крупной и красивой и блестела бы как настоящая. А вредной внучке - огромный пистолет, который стреляет водой. Пусть помучает близких! И так было всегда: начинал он с добрых чувств, с раскаяния, что поссорился, а потом вспоминал обиды. Которые ему нанесли много лет назад, злился и не решался идти примиряться. А обиды были глубо-о-кие, каких никогда не забудешь.
Например, такую: внучка сравнила его с тремя медведями, о которых он же ей и прочитал книжку! Она сказала, что когда Николай Фадеевич приходит с работы, он всегда спрашивает, как Михаил Потапович: “Кто хлебал из моей чашки? А ну-ка, признавайтесь!” Ворчит, как Настасья Петровна: “Кто сдвинул с места мой стульчик? Кому он помешал?” И брюзжит, как маленький Мишка: “Кто валялся на моей постели и смял её?”
Да, действительно, Николай Фадеевич не любил, когда трогали его вещи, и даже запирал свою комнату на ключ - и тогда, когда находился в ней, и тогда, когда уходил. Но кто разрешил внучке так дразнить его? Так унижать? Все, услышав её шутку, засмеялись. Никто не остановил зарвавшуюся девочку. И Николай Фадеевич, в одночасье, принял решение уйти из дома, переехать в другое жилище и остаться одному. Он обиделся!
Так он и жил пятый год, не созваниваясь и не переписываясь со своими родственниками. Не говоря уже о встречах, которых, естественно, не было. А они его и не искали! Может быть, он и сам был в этом виноват, потому что , уходя, оставил им записку: “Не ищете, всё равно к вам не вернусь. Чтоб вам всем пусто было!” Сердитую записку. Но они всё равно могли бы его поискать, думал Николай Фадеевич, ведь он был им не чужой! Шли годы - а они не искали!...
И вот однажды темной ночью кто-то постучался в его дверь. Он с радостью подумал, что это сын нашел его. Но решил не открывать: пусть постучится ещё, пусть помучается сомнениями туда ли попал. А потом всё-таки спросил через дверь:
- Кто?
Ему ответили тоже коротко:
- Почтальон.
Но это был, как ни странно, дед Мороз. Николай Фадеевич сразу со страхом узнал его по глазам - круглым и темно карим, как ягоды смородины. Но дед Мороз не бросился на него с обвинениями, а лишь спросил:
- Скажите, пожалуйста, я не оставлял у Вас однажды записную книжку? - голос у деда Мороза был усталым, но Николай Фадеевич не пожалел его:
- Нет, нет , не оставляли. И вообще я вижу Вас в первый раз, - торопливо заверил он.