Настя уже спохватилась и начала переживать: ах, зачем только она поступила так поспешно, так бездумно! Она уже раскаивалась в том, что сделала. В дом она идти побоялась и решила спрятаться за белые пластмассовые деревья, чтобы постоять там и оглядеться. Но за деревьями вовсе не было леса! Настя уткнулась лицом в стеклянную округлую стенку. И вдруг сквозь стекло увидела папину квартиру. Она действительно попала к своим родителям, но только теперь они казались ей великанами, а она сама была крошечной, как горошинка. Если бы теперь они даже и вытащили её из стаканчика, она бы, наверное, навсегда осталась маленькой заколдованной девочкой. Ах! Ах! Что было делать? Настя видела, что папа сидит на диване, громадном, словно океанский корабль. Мама в раздумье стоит перед полкой с книгами, похожей на гигантский балкон. Бабушка, размером с гору, снует по комнате с подносом в руках... А она Настя...Да услышат ли они её, если она их окликнет? Настя испуганно пискнула:” Папа, мама!”, но её голос теперь мог показаться родителям тоньше голосом комара. Родители её не слышали, а уж бабушка тем более. К тому же, она была глуховата на оба уха. Что же делать? Терпеливо ждать, пока родители сами её увидят, взяв в руки пластмассовый стаканчик? Но на ожидания могут уйти годы! Или же выбежать на полянку перед домом и написать на пластмассовом снегу:” Я, ваша Настя, здесь! Помогите мне!”? Настя хорошенько подумала и решила, что это самое благоразумное сейчас. То и дело оглядываясь, она вышла из своего укрытия и, подняв с земли толстую пластмассовую палку, с трудом начертала ею на снегу краткое послание к родителям.
Из домика не доносились ни крики, ни карканье. И Настя, успокоившись немного, решилась его исследовать. Она подкралась к окошку и осторожно заглянула в окно: никого. На столе было полно еды. Как будто здесь ждали роту голодных солдат. И в этот самый момент Настя действительно услышала звуки солдатской песни. Где-то за пластмассовыми елками, со стороны домика, распевалась известная детская потешка:
- Аты-баты, шли солдаты.
Аты-баты, на базар.
Аты-баты, что купили?
Аты-баты, самовар.
Аты-баты, сколько стоит?
Аты-баты, три рубля...
И очень скоро из белых пластмассовых зарослей показалась рота солдат. Часть из них была в синих форменных рубашках, а другие в зеленых. В остальном они все были похожи друг на друга как матрешки. Такое, конечно, могло случиться только в потешкинском лесу. И лишь один из солдат был повыше ростом, усатый и с бакенбардами, вероятно, самый главный. Ещё один солдат держал в руках начищенный медный самовар.
- Неужели это они живут в домике? - подумала Настя. Она терялась в предположениях: нужно ли опасаться этих людей. Но они уже заметили девочку.
- Снегурочка, - удивился старший, - как ты сюда попала? - Он пробормотал: Кажется, тебе и деду Морозу мы войны не объявляли. Мы любим праздник Нового года. Тебя, что, вороненок Федька пригласил сюда как свою?
Настя не знала, что ей и отвечать, и лишь спросила:
- А что делает здесь вороненок?
- Живёт. Это его дом. Видишь, вся крыша в перьях? Он, глупый, возмечтал опять стать человеком. Всё пытался повыщипать из себя перья, да ему это, конечно же, не удалось. А почему ты этого не знала? - старший солдат в сомнении сомкнул брови. - Может быть, он тебя сюда и не приглашал? Тогда лучше уходи. Никто посторонний не должен присутствовать при раздаче золотистых полосок. Он, Федька, называет их “волшебными палочками”. Ну что ж, пусть будет так. Говорят, они и в самом деле умеют творить какое-то волшебство.
- Я здесь совершенно случайно, - объяснила Настя. - Мне не нужны волшебные палочки. Я просто проходила мимо. Я заблудилась. - И тут нехорошая догадка посетила девочку. - Какие ещё волшебные палочки? Вы сказали: “золотистые полоски”?
- Ну да, -подтвердил главный. - Каждая всего-то одно чудо и может сотворить, одно злое чудо. В нашем лесу и война-то из-за них началась! Все друг у друга эти полоски отнимают: весело! Тузят друг друга! Сжигают дома! Посевы! Благодать! Наконец-то и нам, солдатам, дело в лесу нашлось.
- И давно идет эта война? - осторожно расспрашивала Настя, боясь вызвать неудовольствие солдата.