Сказки для недетей

В кармане билет до Лондона: хочу отдохнуть от солнца, а к берегам туманного Альбиона у меня цепкая застарелая привязанность. Самолёт вылетает послезавтра, ускорить его отправление не в моих силах. Оставшееся время потрачу на прощание с Терра-да-Вера-Круш⁴¹: пусть Сан-Паулу не столь мне по душе, как Рио или Ресифи, но ему нельзя отказать в некоторой доле очарования.

Сумерки предпоследнего вечера застают меня в Ибирапуера. Этот парк, пожалуй, самое приятное место в серых джунглях города-гиганта. Проголодавшись, захожу в первый попавшийся ресторанчик: мокуэка – бульон из морепродуктов, омар с кокосовым молоком, креветки, тушеные с травами и пальмовым маслом. Приготовлено недурно, а сам ресторан нехорош: тесно, многолюдно, грязновато. Но именно тут происходит чудо.

Здесь нужно пояснить.

Я слишком многое знаю про людей. Во многом знании – многие печали. Но любое выражение человеческого гения – то, в чём мы действительно схожи с Творцом, – музыка ли, слово, изделие талантливого ремесленника, – рождает в моей высохшей душе подобие волнения. Одарённые искрой Божьей вызывают у меня зависть и восхищение, и примиряют с существованием остальной массы. Но так бывает очень редко.

И вот это случается теперь, в этой пропахшей рыбой и пряностями забегаловке.

В глубине небольшого зала играет музыка. На крохотной сцене – женщина. Поёт негромко, словно для себя. Я прислушиваюсь: сначала рассеянно, потом, поддавшись очарованию, увлекаюсь всё больше. Хрипловатое контральто неуловимо подавляет остальное – разговоры посетителей, шум улицы, бренчание посуды… Бегут часы, приходит полночь. Официанты выпроваживают засидевшихся. Я поднимаюсь с места, но уйти не могу. Не могу вновь остаться наедине с собой. Непонятное разочарование и какая-то детская обида, точно у ребенка отняли игрушку, гонят меня к двери, ведущей в служебные помещения. Миную закопченную кухню, узкий коридор, и ведомый наитием, безошибочно нахожу комнатушку, где перед овальным зеркалом та, которой меня лишили.

*****

Что было сказано между нами? Неважно.

Есть нечто мощнее рассудка, сильнее желания, – не похоть, нет, – что-то, живущее внутри, изначально разбитое вдребезги, оно ищет своё целое, – и когда находит, не спрашивает ни о чём.

Душная влага ночного парка: кроны дерев – наше укрытие, трава – наше ложе. Мощная волна, качнувшись, бросает друг к другу два одиночества, и Южный Крест, ухмыляясь сквозь толщу ватного фиолета, дарит им изумруды звезд, но все сокровища мира ныне – пыль и прах, что с них толку?.. Тёплый жемчуг жасминной кожи, напоенный лунным светом, тепло волос, шёлк незнакомых губ; истово, с болью познаваемый вкус чужого тела, и его запах – волнующий, дурманящий, привораживающий. Не так ли тысячи лет назад Лилит околдовала Адама?..

*****

…Чесночная долька луны истаивает в лучах воскресшего утра, вслед ей отгорает день, и лиловый вечер развеивает, хохоча, его пепел, а моя жажда всё не может утолиться твоими родниками. И новая ночь дарит нежность, усталость и негу, тихий шёпот смешных признаний. И утром в твоих влажных глазах плещется светлая радость.

Потом они потемнеют, но я ухожу, не оглядываясь. А если бы оглянулся, увидел бы глаза брошенной собаки.

Я запретил себе любовь. Я ведь знаю наперёд – всё преходяще.

Дорога разматывается унылой лентой, шурша под колёсами такси. Не думай!.. Не вспоминай. Забудь. Слышишь?..

Чёрт, я же запретил себе… А в висках стучит кровь. Стучит чужими, из забвения всплывшими рифмами: …я боюсь этой ночи, в которой не буду прикасаться лицом к твоей розе дыханья…⁴²

…Таксист невозмутимо разворачивает машину: назад так назад, ему-то что? В окно летят цветные обрывки бумаги – ключ к туманным берегам. На ломаном «португеc» зачем-то объясняю ему, что не могу тебя оставить: это хуже, чем смерть! Память теряет слова, в ход идут жесты, я тороплив и косноязычен. Но он, мой случайный наперсник, кивает: ему понятно. Да и что же тут не понять? Ведь любая история – история любви.

Вот и та улица… Поворот, ещё поворот, лестница – ах, бесконечно длинная лестница к дверям, за которыми я оставил душу! – к твоим дверям.

Ты сидишь на полу у окна, забившись в угол, – нахохленная, раненая птица. Кажется, ты не шелохнулась с той минуты, как затворилась дверь, и в комнату ядовитым плющом вползла тишина. Её шипы изранили твои руки -или ты сама искусала их в кровь, чтобы не кричать?.. Прости! Прости!!! Прости… Я тормошу тебя, целую, но ты смотришь сквозь, – ты далеко. В каменном гробу своей обиды.

И тогда я решаюсь на отчаянный шаг – рассказываю свою сказку, свою тайну, рискуя прослыть сумасшедшим или насмешником: она сочинилась когда-то в доме среди кофейных и хлопковых плантаций, принадлежавших моей семье. Когда-то это было правдой, но под пыльным музейным стеклом превратилось в вымысел. Время, оно всё обращает в шутку: было ли, не было? Быль или небыль? Поди, докажи…

*****

Летним полднем – за три недели до моей свадьбы – она постучала в нашу дверь.