Сказки для недетей

Не пройдет и нескольких дней, как я достану этот листочек, – хрипящее меццо-сопрано в наушниках плеера заставит меня набрать заветный шифр к прошлому: быстрее, пока кипящая эйфория в груди не сменилась привычным холодом! Голос подруги в трубке будет радостным, но легкий изумрудный оттенок удивления быстро потемнеет до густоты откровенного непонимания:

– Здорово! Как ты меня разыскала?.. Я дала тебе телефон?! Когда?.. Нет, ты что-то путаешь, солнце! Я в Питере лет пять не была…

И я не стану спорить. Не стану напоминать о нашем вечере. Ненужными объяснениями можно нечаянно уничтожить случившееся волшебство.

Достаточно того, что предо мной – коробка от диска; с его обложки, перечеркнутая чернильным автографом, смотрит черноволосая женщина, – та самая, на концерте которой мы были. Вместе… Хотя расписание городской афиши концертов никак не подтверждает дату на смятых билетах с оторванными корешками «Контроль», а в соц сетях нет ни одного отзыва о событии.

Шутка ли это каких-то неведомых сил? Некая временная петля? Попадание в альтернативную реальность? Мне теперь не узнать. Но какая разница?.. Произошедшее – так же реально, как и надрывный, яростный голос Даймонды в наушниках. «…Let my people go!..»³⁶ – кричит он, и дело не в том, что это – самая необычная аранжировка известной песни из всех, что я слышала: просто теперь я понимаю истинный смысл этих слов. «Отпусти себя…»

День этот и несколько следующих я потрачу на то, чтобы условиться с риэлтором насчет квартиры: продаю её вместе с вещами. Только старый рояль останется со мной – ведь он не стоил мне ни кусочка жизни. Нас с ним ждёт уютный старый дом, утопающий в осеннем саду.

Меня то и дело будут отвлекать телефонные звонки из отвергнутой реальности – липкие, цепкие, точно лапки насекомых: муравьиная суета бесится оттого, что я ускользаю. Вежливо, но твёрдо посылаю всё подальше: для меня есть другая работа – там, где горохом рассыпается звонкое фортепианное арпеджио и божьей искоркой светятся детские глаза.

И как-то вечером, накануне отъезда, я открою наконец крышку «Черного Луи». Старик подмигнёт мне с видом заговорщика: он-то знает мою маленькую тайну! Первые аккорды будут нестройны и неуклюжи. Извини, дружище, – я так давно не играла! «Let my people go…»

Я не стала другой – невозможно перемениться за столь короткий срок, так же, как нельзя искупить все грехи – какие-то из них всё равно останутся камнями на дне ручья. «Let my peоple go-о-о!..»

Но я – возвращаюсь к себе.

Деревенские страшилки

Дни моего детства протекали в маленьком казахском городке на берегу самого синего моря³⁷. Жили там замечательные люди, съехавшиеся со всех уголков страны, чтобы построить «город-сад». Мой чудесный белый Город был таким же, как они, – молодым, весёлым, задорным.

Каждый день дарил мне что-то особенное. Парус на горизонте, черепаху на песке, дерущихся скорпионов, юрких ящериц, смешных верблюдов, розовых фламинго, живущих на озере с красивым названием Караколь³⁸… Иногда это были воистину царские для тех мест подарки – редкий снежок, замёрзшие лужи, лебеди, прилетевшие на зимовку.

Но всё равно я с нетерпением ждал лета, когда поезд унесет меня в другой мир, так отличный от наших, продуваемых колючими ветрами, степей Мангышлака. Там, «на большой земле», как говорили у нас, жили в садах уютные, бревенчатые домики. Вокруг хмурились дремучие леса, дыбились зеленые горы, – всё казалось сказкой: и заросли сирени под окном, – диво-дивное после чахлых ветвей саксаула и вечных странников «перекати-поля», и страшные рогатые животные, что вечерами, позвякивая колокольчиками, неторопливо шествовали мимо калитки, – куда там нашим обычным верблюдам! И соловьиные трели – Город-то мог похвастаться лишь воробьями да чайками, но чайки не умели петь – только хохотали, когда волны пытались поймать их… И даже местные старушки в платочках, что сиживали на завалинках, – ведь они совсем не походили на наших бабулек, узкоглазых и темнолицых, ряженых в белые тюрбаны, длинные платья в пол и бархатные жилетки, украшенные бляхами и монетами.

– Жила бы ты у нас, – говорил я бабушке, – называли бы тебя аже³⁹! А в ушах у тебя были бы такие огромные серебряные серьги до самых плеч!

Она в ответ гладила меня по голове сухой ладошкой и вздыхала:

– Ох, растёт дитё с басурманами…

*****

В деревне у меня были друзья, как и в Городе. Мы ходили в лес по землянику, играли, рассыпаясь по зеленым улочкам, в «войнушку», «казаков-разбойников» или в «борьбу за красное знамя», гоняли мяч на школьном поле, или бултыхались в речке. Речка тоже казалась сказочной – так странно было мне, привыкшему к морскому простору, что виден противоположный берег. Сосед дядька Михей, пьяница и балагур, уверял, что в реке водятся русалки. Мы ему не больно-то верили, но слушали охотно. Особенно вечерами, когда сумерки превращали обыденное в таинственное.