Сказки для принцев и принцесс. Подарок наследникам престола

– Никого не видела… Никакого гостя не было. Окромя вашей шинели и на вешалке не висит ничего…

Что за чепуха! Да ведь я сам видел, разговаривал… Вот и окурок его сигары дымится в пепельнице… Не две же я сигары курил сразу!..

Спустился нарочно к швейцару.

– Был такой-то?

– Никак нет… Да вот и человек ихний с письмом!

Смотрю – а какой-то верзила в ливрее мне, действительно, подает конверт, да еще в черной, траурной рамке.

– От Ивана Ивановича?

– Никак нет-с. От их супруги. Сами, их превосходительство, Иван Иванович, приказали долго жить!

– Не может быть! Когда?

– Вчера вечером. Привезли их из клуба. Спиклистический[74] удар, сказывают!

Верите ли, господа? У меня даже волосы на голове дыбом стали!

Мы невольно взглянули на голову рассказчика и тут только, и то на одно мгновение, слегка усомнились.

– Так вот и докладываю я вам, господа, – продолжал, не смущаясь, рассказчик. – После этакого-то нервного потрясения, засело у меня в голове завещание Ивана Ивановича, это самое его: «Надо продолжать опыт…» Первые дня три я, положим, занялся хлопотами по погребению праха моего друга… Надо было организовать многочисленные депутации, заказать венки. Ведь двести тысяч венков не шутка, ни в одной оранжерее ни листочка лаврового не осталось… все!.. Дорога сплошь устлана была крепом, на рукавах у всех ельники… Вы помните?.. Необыкновенно торжественно вышло, даже, можно сказать, грандиозно!.. Похоронили. Проходит еще дня три – опять мой скелет засветился… Так вот и горит по ночам, будто кто его фосфором вымазал… Началась пригонка! Уже чего-чего я не надевал на эти проклятые кости!.. Все костюмы, что только были у меня в мастерской, а ведь вы знаете, что у меня в этом отношении целый музей – все перебывали на ее плечах. Изо всех стран мира выписывал – все не подходило… Утром одену, весь день стоит благополучно, ночь пришла – к утру скелет голый, костюм на полу – некоторые, должно быть, особенно не приходились по вкусу, так даже в тряпки изорваны. Наконец, мне все это надоело до смерти; решил бросить и несколько ночей подряд проводить вне дома… Что же бы вы думали?.. Только, с вечера, надену шубу, запру мастерскую, спускаюсь по лестнице – она за мной. Не вижу ничего, а, знаете, этак слышу, как она костяными пятками, шаг за шагом отсчитывает ступени лестницы. Выбегу на улицу, как ошалелый, кричу: «Извозчик!» Все равно! Сяду, полость застегну и чувствую, что она тут же, рядом со мной, сидит и при каждом толчке зубами щелкает… Потерял сон, аппетит, портсигар, спичечницу, ну, да это пустяки!.. Провались ты, сгинь!.. Ну, Пастер, спасибо! Удружил подарком!.. Панихиду служил за упокой арабской души, молебны о здравии и избавлении от скорбей раба Божия Петра… ничего не помогает… И как-то раз пришел я в полное отчаяние, ощутил в себе прилив в высшей степени кощунственной храбрости… Сижу я ночью, глаз на глаз с моим кошмаром, да и говорю:

– Долго ли ты, наконец, меня будешь мучить?.. Отвечай же!

Скелет молчал и стоял неподвижно, уставив на меня свои глазные впадины.

– Я не шучу! – возвысил я голос, чувствуя, что мной овладевает неистовая злоба, даже бешенство.

Молчит скелет… и ни слова.

Вскочил я, да как схвачу его за воротник… Тряхнул раз, тряхнул другой… Опомнился… Самому даже совестно стало… Ну, будь это мужской остов – другое дело, а то ведь дама, может, даже из очень порядочного общества, неловко. Смотрю, а у нее по скулам, точно росинки алмазные, слезы заискрились…

Жалко мне стало – совестно… Я сейчас к ручке:

– Mille pardon… простите… Нервы… сорок суток подряд не смыкал глаз…

– Спите! – вдруг раздался нежный, но повелительный голос, и холодный палец прикоснулся к моему воспаленному лбу.

Я, как подстреленный, упал навзничь на кушетку и моментально заснул, как убитый.

Долго ли спал, не помню, но когда Авдотья принесла мне чай и попыталась было стащить с меня сапоги для чистки, было уже совершенно светло. Первое, что меня поразило, это то, что на двух стульях, выдвинутых на середину мастерской, стояла какая-то зеленая картонка – громадного размера, знаете так вроде хорошего гроба… Подхожу, приподнимаю крышку и вижу совершенно новенький, прелестный венчальный костюм невесты – роскошное, белое, атласное платье, сильнейшее, умопомрачительное декольте, все отделано флердоранжем[75], газовая фата, с вышивками, головной убор, тоже из светлого флердоранжа, длинные белые перчатки на сорок восемь пуговиц, крошечные туфельки, и даже, в розовой бумажке, две подвенечные свечи… Сверх всего – незапечатанный конверт… Вынимаю бумагу, читаю: «Счет от мадам Эрнестин…» Пустой счет, очень даже дешевый: за материал 500 руб., работа 1,500, принадлежности – 200, остальные мелочи 1,300, всего… одним словом, пустяки…

Так вот, думаю, в чем дело… Вот тот желанный, любимый ее костюм… Тут уже нет никакого сомнения!..

И я, не откладывая ни на минуту, приступил к делу.