– Привет, папочка, – произнесла Женя с порога и тут же направилась к столу, чтобы поцеловать отца. – Я соскучилась. Сто лет тебя не видела.
– Что ты себе позволяешь, Женя? – слегка возмутился Дмитрий Александрович. – Я же здесь работаю, а не развлекаюсь.
– Так тебя по выходным дома не застать, все пропадаешь где-то, и никто не знает, где тебя найти.
Евгения улыбалась, но глаза смотрели настороженно.
– А скоро и вовсе исчезну надолго, – необдуманно заявил Дмитрий Александрович. – Уеду в далекие края на отдых.
– С ней?! – взвилась Евгения. – С этой тварью, которая хочет прибрать к рукам тебя и твой дом?
В первый момент Дмитрий Александрович опешил, а потом взорвался гневом.
– Не смей! – страшно закричал он. – Не смей говорить…
Мужчина крепко стукнул кулаком по столу и вдруг, ухватившись за грудь, стал заваливаться на бок.
– Папа! Папочка! – отчаянно закричала Евгения, пытаясь удержать его тяжелое тело.
В кабинет влетела испуганная Ирочка, за ней ураганом ворвался Игорь.
– Уйдите, Женя! – на ходу приказал он. – Вы уже сделали все, что могли.
И успел подхватить готовое упасть тело шефа. Поднялась суматоха. Вызвали «скорую». Медики приехали очень быстро. Мгновенно оценили состояние больного и погрузили его на носилки.
– Скорей, – приговаривал молодой безусый доктор, – скорей, может быть, еще успеем.
На «скорой» в больницу уехал и Игорь. Растерянная Евгения так и осталась стоять у стола. Не она спасла отца в тяжелой, смертельно опасной для него ситуации.
А двумя часами позднее Лине позвонила расстроенная Наташа.
– Ты держись, – шмыгая носом, проговорила она в трубку, – но новости хуже не придумаешь.
– Что-то с Димой? – похолодела Лина.
– У него инфаркт, – через силу проговорила Наташа. – Врач сказал, состояние тяжелое.
И она, захлебываясь слезами, нажала на «отбой».
А на другом конце провода Лина, окаменев от горя, долго смотрела в одну точку ничего не видящими глазами, а потом упала на диван и залилась горькими, не дающими облегчения слезами.
Утром она, с опухшим и бледным лицом, прибежала в больницу. Но к Диме ей войти не разрешили.
– Это очень тяжелый больной, – сказала ей дежурная медсестра, – к нему пускают только близких родственников.
Потом взглянула на заплаканную женщину и не удержалась от вопроса:
– А вы кем ему будете?
– Я люблю его, – тихо проговорила Лина.
Взгляд медсестры смягчился.
– Понимаю, дорогая, – сочувственно произнесла она, – но не в моей власти что-либо изменить.
Лина плохо помнила, как прошел день. Вечером она позвонила Наташе:
– Как Дима? Игорь ведь был там? А меня не пустили.
– Был, конечно. Состояние Дмитрия остается тяжелым. А эти гадюки потребовали от врача, чтобы тебя ни в коем случае к нему не пускали. Это ты, сказали, довела его до инфаркта.
– Вот уж на самом деле гадюки, – тихо пробормотала Лина, не удержавшись.
– Но ты не расстраивайся, девочка, Игорь сегодня вечером снова туда пойдет. Там будет дежурить его знакомый врач. Игорь все ему объяснит. И, если только можно будет, тебя пропустят. Ты будь готова на всякий случай.
Лина, конечно же, последовала совету Наташи. Она весь вечер просидела в укромном уголке приемного покоя, и ее в конце концов пустили в палату к Дмитрию.
– Пять минут, не больше, – строго сказал доктор. – Он очень хочет вас видеть.
Дмитрий Александрович, бледный до синевы, лежал на больничной койке – совершенно беспомощный, с иголками, торчащими из-под ключицы. Но когда Лина подошла ближе, на его пересохших губах появилась бледная улыбка.
– Ты пришла, – тихо и с явным усилием проговорил он, – хорошо! Мне надо сказать…
Дмитрий Александрович помолчал, собираясь с силами.
– Ты… ты прости меня. Я тебя любил. Ты единственная могла сделать меня счастливым… Я виноват, Лина. Прости!
– Дима! Димочка!
Она хотела обнять его, но ее удержали.
– Он потерял сознание, – прошептала ей медсестра, – пойдемте скорей, здесь нельзя оставаться.
Вокруг неподвижного тела засуетились медики. Они делали уколы, что-то подключали, и наконец дверь отделила Лину от всего этого кошмара и от Димы.
Она не помнила, как добралась домой. Ночь провела в полубессознательном состоянии; слезам, казалось бы, больше и взяться-то неоткуда, а они все лились и лились, мешая видеть, мешая даже дышать. А рано утром снова позвонила Наташа.
– Все, Лина, его больше нет, – ее голос звучал хрипло и казался незнакомым, – умер сегодня перед рассветом, так и не придя в сознание. Врач говорит, что последние слова Дима сказал тебе…
И всегда сдержанная Наташа разрыдалась.
Для Лины померк белый свет.
Когда к ней зашел встревоженный Леша, она сидела в уголке дивана, сцепив руки, и дрожала. Слез у нее уже не было, но горло судорожно сжималось. Она ничего вокруг себя не видела. Леша схватил Лину за руки – они были холодными как лед и почти такими же твердыми – и принялся их растирать. Потом стал осторожно массировать ей виски. Лина открыла глаза и посмотрела на него с таким отчаянием, что у мужчины на глазах выступили слезы.
– Все кончено, Леша! Все! Он умер. Все! – еле слышно прошелестела она и снова впала в ступор.