Тут уж Лина открыла глаза шире некуда. Леша был слишком хорошо осведомлен. И она не удержалась – высказала удивление по этому поводу.
– Да, и ничуть об этом не жалею, – ответил ее друг. – Я постарался узнать об этом человеке все, что только было возможно, когда ты с разбегу влипла в очередную любовную авантюру. Ведь было же понятно с самого начала, что эти люди не отдадут его тебе, они стеной встанут на защиту своей будущей собственности. А кончилось тем, что, охваченные азартом боевых действий, они его загубили.
Как показали дальнейшие события, Леша был абсолютно, на сто процентов прав.
В день похорон он не отходил от Лины ни на шаг. На кладбище собралась уйма народу. Пришли сотрудники Дмитрия, его партнеры по бизнесу, клиенты. В первом ряду, конечно, – родственники. Хмурая Евгения, поддерживаемая мужем, который стал необыкновенно заботливым, заплаканная Сонечка и даже давно отлученная от жизни покойного Инна – теперь она посчитала, что вправе появиться и здесь, на кладбище, и в его великолепном доме, куда ей раньше доступа не было. Не его же любовнице быть сегодня на первых ролях, в самом-то деле. Эта женщина никто, пустое место. А она, Инна, как-никак бабушка Сонечки, девочки, на которую любящий дед, пусть и под нажимом, но переписал все же свой обожаемый дом. Вокруг родственников защитной стеной стояли приятельницы и прихлебательницы, готовые в клочья разнести эту наглую авантюристку, намеревавшуюся вырвать из семьи и самого Дмитрия, и его роскошный дом. Появления Лины здесь ожидали.
Когда она, сопровождаемая Лешей, появилась в поле зрения собравшихся, по рядам прошел шепоток, и множество взглядов впилось в нее. Ну, и что она будет делать, эта наглая тварь? Лина взглядов не замечала. Она видела лишь гроб и в нем – такого незнакомого Диму. Смерть очень изменила его, но это был он, мужчина, который любил ее, однако не стал бороться за свою любовь. И Лине нужно было проститься с ним.
Они с Лешей подошли к гробу, со стороны, противоположной той, где стояли родственники. «Посмотрите, какая нахалка!», «Да как она посмела сюда явиться?», «Сразу видно, что за птица!», «Да еще с молодым любовником пришла!», «Стыд, позор! Гнать ее надо!» – шипели голоса с разных сторон. А темные глаза Инны, смотревшие на Лину с такой ненавистью, как будто это она лишила ее семейного счастья много лет назад, казалось, готовы были прожечь любовницу Дмитрия насквозь. Впрочем, Лина ничего не замечала, а Леша, видевший и слышавший все это бурление, невольно напрягся и постарался прикрыть ее собой, что, впрочем, ему не удалось.
Лина, не отрывая глаз от лица покойного, наклонилась вперед и положила несколько скромных цветов на его руки, ставшие холодными и каменно-твердыми.
– Я пришла проститься, Дима, – чуть слышно прошептала она, – они все еще стерегут тебя и стоят вокруг стеной, но я не могла не сказать тебе прощальных слов. Ты был моей ожившей мечтой, и с тобой я могла бы стать самой счастливой женщиной на свете. Но нам не позволили быть вместе, и ты с этим смирился. Прощай, Дима. Я отпускаю тебя и не таю в сердце обиды. Пусть земля тебе будет пухом!
Слезы застлали глаза, в ушах зашумело. А вокруг нарастало праведное негодование. Евгения, как главная распорядительница похорон, подала знак: пора заканчивать прощание. Лину отодвинули от гроба, и двое сильных мужчин, закрыв крышку, принялись опускать его в яму. Потом по дереву застучали первые комья земли, и Лина пришла в отчаяние. Ей вспомнилось то, что было совсем недавно: лес, озеро и горячие руки Димы, обнимающие ее. А теперь вот… И она, не удержавшись, разрыдалась у всех на глазах, припав к Лешиной груди. А он обнял ее за плечи и увел подальше от скопления исходящих злобой гадюк. Лишь две пары глаз проводили Лину сочувственными взглядами. Игорь и Наташа единственные здесь знали, как все обстояло на самом деле.
А на следующий день Лина и Леша отправились за собакой. На этот раз женщина настояла на том, чтобы ее спутник остался в машине – старенькая, но резво бегающая развалюшка на колесах, принадлежащая его хорошему другу, очень выручала их в последнее время.
Нажав знакомую кнопочку, Лина открыла калитку и вошла во двор. Она кивнула выглянувшему из своего флигелька Тимофеевичу, сторожу, которого видела здесь, когда приезжала с собакой, и тот приветливо махнул ей рукой. А потом на пороге возникла пылающая праведным гневом Евгения.
– Тебе мало спектакля, что ты устроила вчера на кладбище, стерва, ты еще и домой ко мне заявилась? – возмущенно закричала она пронзительным голосом.
– Это не твой дом, змея! – не выдержала Лина. – Это дом твоего отца. Дмитрий так любил его…
– Нет, – ехидно прищурилась Евгения, – теперь это мой дом. Отец переписал его на Сонечку, а я до ее совершеннолетия буду здесь полновластной хозяйкой, чтобы ты знала.
– Да подавись ты этим домом! – взвилась, не удержавшись, Лина. – Без Дмитрия Александровича он уже никогда не будет прежним. Эти стены тоже как будто умерли. Я только хочу забрать свою собаку. Больше мне здесь ничего не нужно.