Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе

Утром ее спросили, как ей спалось.

– Ах, ужасно плохо! – отвечала принцесса. – Я всю ночь не сомкнула глаз. Бог знает, что там у меня было в постели! Я лежала на чем-то твердом, и теперь у меня все тело в синяках! Это просто ужас что такое!

Г. Х. Андерсен, «Принцесса на горошине»

В чем именно заключается работа международного конгресса по боли, зритель «Королевства» не узнает. Только увидит, как его гости и участники танцуют dance macabre на площади перед больницей. Зато станет свидетелем экспериментов молодых докторов и аспирантов, истязающих друг друга – а потом и добровольно вызвавшуюся Карен – при помощи сильнейших разрядов электричества. Цель – проверить, действительно ли космос состоит из сплошного, хоть и не слышного нам, крика боли. Опыт удался, факт подтвержден. Вселенная кричит и корчится, нравится нам это или нет.

Для сериала о врачах и госпитале «Королевство» возмутительно схематично и приблизительно. Если в двух первых сезонах еще были попытки выстроить интригу на ситуации врачебной ошибки или какой-либо операции, то третий фактически исключает из действия пациентов и больных. Разве что Понтоппидан, поднимаясь на веревке в свой кабинет (чтобы избежать встречи в лифте с «лифтовым гоблином» – Ригмором в инвалидном кресле), ненароком заглянет в окно, где у кого-то принимают роды. К слову, Ригмор как раз персонаж показательный: доктор в первых двух сезонах, здесь она разъезжает по госпиталю с ампутированными ногами, нарушая порядок и смущая покой, и ее профессиональный статус перестает быть ясным.

В начале первого сезона Стига Хелмера принимали в масонскую ложу докторов, но при прохождении вступительного ритуала ранили его нос. Анекдот: направленная на торжество чистого разума над предрассудками и суевериями секта не способна защитить собственных братьев – так что говорить о больных! Тот же Хелмер уже во втором сезоне начал параноидальную эстафету «Может ли доктор и сам заболеть?». Главврач Мосгард отправляется на прием к психиатру, лечащему его крайне странным образом. Среди главных героев двух первых сезонов был философ-патологоанатом Бондо (Бард Ове, также ныне покойный), решивший в экспериментальном порядке пересадить себе печень с рекордно огромной саркомой. «Врач, исцелися сам».

В «Исходе» так или иначе больны буквально все. Даже Боб боится, не обернется ли его бородавка раковой опухолью. Если видеть в «Королевстве» модель человечества, то Триер полностью избавляется от деления на «страдающих» и «спасающих». Здесь нет тех, кто избавлен от страданий. Болен и сам госпиталь, персонализированный в Большом Брате. Вольно или невольно эта ситуация карикатурно воспроизводит сумятицу ковидной эпохи, в которой под подозрением был каждый, а иммунитетом не обладал буквально никто.

Решающее же влияние на абсурдистскую концепцию мог оказать диагноз самого Триера: болезнь Паркинсона, то есть потеря контроля над мышлением и деятельностью. Режиссер, обязанный держать вселенную (хотя бы вымышленную) под контролем, не способен держать в руках даже самого себя: трагикомический парадокс в очень триеровском духе. Врач с неизлечимой болезнью. Как не вспомнить «Эпидемию» Триера, в которой он играл доктора Месмера, вознамерившегося избавить человечество от чумы, но оказавшегося разносчиком вируса?

На этом фоне особенно трогательно смотрится параллельная интрига, посвященная борьбе за звание лучшей больницы Дании (у «Королевства» выигрывает госпиталь Скайбю, возглавляемый бывшим одноклассником Боба Эйнаром) и за таинственный «протонный акселератор» – новейший аппарат, попавший именно в Скайбю, вместо «Королевства». Только такая невероятная машина, функционал которой остается секретным, способна кого-либо спасти, тогда как остальные роботы только и умеют философствовать и бить посуду. А врачи не могут и этого.

Сказка восьмая. О сновидениях

За утренним чаем принцесса рассказала королю с королевой, какой она видела сегодня ночью удивительный сон про собаку и солдата: будто она ехала верхом на собаке, а солдат поцеловал ее.

– Вот так история! – сказала королева.

Г. Х. Андерсен, «Огниво»