Сказки французских писателей

Первый удар киркой нанесли с сожалением. И вот что любопытно: он не оставил ни малейших следов на стене дома. «Ну и устал же я, — сказал своему напарнику рабочий после этого удара. — Смотри-ка, — продолжал он, указывая на то место, по которому только что бил, — я даже царапины на камне не оставил. Совсем я выдохся, это уж точно». И он отправился пропустить стаканчик вина, сгибаясь под бременем лет и невзгод.

Тогда кирку схватил другой рабочий и с размаху ударил по дому. С тем же результатом. А ведь он-то был молод и отменно здоров. Взялись за дело всей бригадой, но и из этого проку не вышло. Тогда решили пока, в ожидании завтрашнего дня, когда прибудет подкрепление, выбить оконные стекла. Однако ни одно из них даже не дрогнуло под ударами. Поскольку до конца работы оставалось всего пять минут, мастер дал сигнал расходиться.

На другой день все стены, одна за другой подвергнутые нападению, с одинаковой стойкостью выдержали натиск. Пожаловались руководителю работ, и он явился, чтобы самому разобраться в обстановке. «Такие хибары, как эта, — сказал он, с восхищением постукивая костяшкой пальца по стене, — отличаются первостатейной прочностью. Нужен приличный заряд динамита, чтобы с ней покончить. Но здесь так не поступишь, могут пострадать соседние здания. Давайте пока перейдем на северо-восточную площадку. А к этому делу вернемся, когда узнаем мнение начальства».

И старинный особняк выиграл еще несколько месяцев отсрочки.

Среди обломков окрестных строений он выглядел более величественно, чем когда-либо, и по тому, как замечательно оттенил простор его красоту, сразу ясно стало, что по замыслу создателей он призван был господствовать над огромным парком во французском стиле, с прямыми аллеями и симметричными клумбами.

По ночам его темная громада внушала страх, каждый старался держаться от него подальше, особенно с тех пор, как прошел слух о его непокорстве.

Тогда же после школы в нем стали собираться ребятишки из ближайших домов. До позднего вечера шум их игр звучал на лестницах, в коридорах и в дальних комнатах.

Однако уже через неделю они заметно притихли, в иные дни не шумели совсем, и родным теперь часто случалось хвалить их за примерное поведение дома.

И ведь никто не заметил, что малыши стали более задумчивыми и рассеянными, а во время ужина, когда они нехотя глотали суп, в их глазах вспыхивал иногда необычный блеск.

Один из них, который имел обыкновение разговаривать вслух во сне, несколько ночей кряду повторял одни и те же слова. «Хотелось бы мне знать, что у него на уме, — говорила его мать, — он все время твердит что-то о клятвах да секретах».

Тем временем назначили эксперта, которому поручено было основательно изучить материалы о способах строительства, которыми пользовались в XVII веке, составить подробную опись всех внутренних и наружных частей здания, упорно не желавшего погибнуть. Это был работяга, чуждый страстям и лишенный воображения. Сначала он, как таракан, обежал во всех направлениях тысячи квадратных метров, пересчитал окна, измерил балки, взял кое-где на пробу соскобы штукатурки, раскрыл секреты потайных дверей, бисерным почерком исписал несколько пронумерованных блокнотов, потом наконец добрался до самого верхнего этажа.

Было, по-видимому, около пяти часов, начинало темнеть, и эксперт готовился уже зажечь электрический фонарик, когда у себя над головой услышал шум. «Какой-то зверек», — подумал он, нимало не испугавшись, но, поскольку этот шум все же скорее напоминал человеческий голос, он прислушался внимательнее и сообразил, что разговор доносится со стороны чердака.

Голос казался странным — невозможно было определить, принадлежит он мужчине или женщине, молодому человеку или пожилому. Приглушенный расстоянием, он звучал совсем неразборчиво и настолько лишен был всякой выразительности, что его невнятное звучание наводило на мысли о языке потустороннего мира, если допустить, будто такой мир существует. По интонации можно было догадаться, что это либо произносят речь, либо рассказывают какую-то историю.

Эксперт стал не спеша подниматься по высокой винтовой лестнице. Когда он готовился одолеть последние ступеньки, на лестничной площадке, в проеме узкой двери, возникла процессия из пяти-шести ребят. Как в ночном карнавале. Каждый держал зажженную свечу, пламя которой выхватывало из темноты нос, затейливо искажало детское лицо. Они были словно погружены в сон, но держались прямо, шествовали в молчании и беспричинно улыбались.

Когда они, Как слепые, спустились вниз, эксперт зашел в комнату, из которой они появились.

Там, спиной к нему, стоял мальчик лет пятнадцати, с массивными, как у взрослого, бедрами, обтянутыми короткими штанами. Он тоже сжимал в руке свечу.

— Клянусь! — проговорил он торжественным, срывающимся голосом, и когда повернулся, чтобы выйти, то эксперт скользнул взглядом по его мертвенно бледному лицу, красиво оттененному шелковистыми усиками.

— С кем ты разговаривал? — изумленно спросил он.

Но подросток, словно не заметив пришельца, умчался прочь с грацией и быстротой испуганной кошки.