Сказки французских писателей

Но бедная Батильда была немой: как могла она ответить, что внезапное нашествие в ее беззвучный мир сотен шумов и голосов повергло ее в панику? Она растерянно выкрикивала какие-то невнятные звуки, раз от разу все тише и тише, словно свыкаясь с ними; наконец она неуверенно отняла одну руку от уха, склонила голову, как будто приготовилась слушать, и робкая улыбка коснулась ее губ, постепенно превращаясь в счастливый смех. Она опустила другую руку, выскользнула из материнских объятий и бросилась к окну, где во все горло распевали синицы и зяблики. Затем девушка повернулась к матери. Она не могла сказать: «Я слышу! Звонят колокола, поют птицы, шумит ветер!» Но лицо ее, счастливое и восхищенное, говорило об этом красноречивее любых слов, и мать Батильды, упав на колени, возблагодарила небо за чудо. Откуда ей было знать, что это Жоффруа, обратившись к хранителю Ломского леса, пожертвовал своим счастьем ради ее дочери.

Невозможно описать ликование Батильды, с которым она что ни день открывала для себя мир слов и музыки; девушка была сообразительна и вскоре научилась понимать на слух то, что раньше могла прочесть только по губам. Она быстро выучилась говорить и думала только о радостях, выпавших на ее долю. Но мало-помалу, сама не зная почему, Батильда загрустила. Точно почувствовала, что своим счастьем обязана чужому горю. Теперь, когда собирались соседи полюбоваться ее коврами, она все чаще слышала имя одного юного сеньора — говорили, он замечательно пел, аккомпанируя себе на цитре[170], но бедняга был слеп! Вскоре она преисполнилась глубокого сострадания к незнакомцу и захотела его послушать. Батильда легко уговорила мать сопровождать ее, и вот однажды, добравшись верхом до замка Жоффруа, они смешались с толпой слушателей, ожидавших в большом зале выхода музыканта. Разумеется, все обратили внимание на Батильду — ту самую, которая ткет такие прекрасные ковры! — и дамы стали перешептываться, повторяя ее имя.

Услышал его и юный Изамбер. Он сел в кресло позади девушки, не сказав ей ни слова.

Когда появился Жоффруа, его лицо показалось Батильде мужественным и благородным, а темные незрячие глаза юноши — самыми красивыми на свете. Едва он запел, Батильда ощутила такую нежность и одновременно такую печаль, что готова была разрыдаться. В этот миг Изамбер наклонился к ее уху и прошептал, что Жоффруа уже давно мог стать зрячим, если бы не его любовь к ней, Батильде. Ошеломленная девушка потребовала, чтобы он немедленно объяснился. И тогда Изамбер поведал ей свою историю и рассказал о том, как Жоффруа спас его и освободил и как, вместо того чтобы вернуть себе зрение, он предпочел пожелать, чтобы Батильда обрела слух. Можешь себе представить, как она была потрясена, услышав этот рассказ!

Ей и подумать было страшно о необходимости представиться Жоффруа. Она поспешно покинула замок. Вконец растерянная, девушка вернулась домой. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз и решила любой ценой возвратить Жоффруа зрение.

Утром она оседлала лучшего коня и отправилась в Ломский лес. Это был храбрый поступок: лес кишел волками и другими дикими животными. Но любовь не страшится смерти, а мужество заставляет смиряться даже свирепых зверей. Никто из них не осмелился тронуть наездницу, пока она, повторяя про себя рассказ Изамбера, скакала что есть мочи сквозь чащу и кричала во весь голос:

— Старый хранитель Ломского леса! Если ты существуешь, отзовись!

Батильда надеялась, что эти слова его разгневают, и хранитель волей-неволей даст о себе знать.

Но время проходило, а ответа не было. И вот, когда она проезжала под ветвями необъятной ели, огромной, как крепостная башня, и такой высокой, что ее верхушка терялась в облаках, вдруг, точно из-под земли, раздался оглушительный голос:

— Кто здесь осмелился оскорблять меня?

Батильда остановила коня и, подняв глаза, увидела между громадными ветвями нечто напоминающее зеленую бороду вокруг черного дупла, похожего на рот.

— Хранитель! — воскликнула она. — Я не хотела тебя оскорбить. У меня к тебе всего лишь смиренная просьба. Мне кажется, ты совершил две ошибки…

— Я? — удивился голос.

— Во-первых, ты из-за пустяка целых сто лет продержал в пещере бедного юношу, вина которого невелика…

Батильду прервал громовой хохот.

— Во-первых, он там пробыл не сто лет, а всего сто минут. Это я так сделал, чтобы каждая минута казалась ему годом. Но я наказал его ему же на пользу: пусть учится хорошенько думать и не утверждает то, чего не знает. Выходит, я был прав, и он уже начал исправляться. А во-вторых?

— Во-вторых, — продолжала Батильда, — другой юноша спас его. В награду за это ты решил исполнить одно его желание. Юноша слеп, но ничего не попросил для себя. Ты не должен был его слушать. Ты обязан был вернуть ему зрение.

— Что же он пожелал? — спросил голос.

— Это не столь важно, — ответила Батильда.

Вновь раздался хохот.

— Как будто я не знаю, ведь он попросил наделить тебя слухом! Теперь ты слышишь. Так неужели ты по-прежнему несчастна?