Дельфина и Маринетта возвращались с покупками домой. До дома было около километра. В корзинке у них было три куска мыла, головка сахару, кусок телятины и на пятнадцать су гвоздики. Они вдвоем несли корзинку, держа ее за ручки, размахивали ею и пели веселую песенку. И вот, на повороте дороги, как раз когда они пели: «Миронтон, миронтон, миронтен», они увидели большую лохматую собаку, которая шла понурив голову. Видно было, что настроение у нее неважное: из-за отвислой губы выглядывали острые клыки, а высунутый язык едва не волочился по земле. Вдруг она быстро вильнула хвостом и бросилась бежать по обочине дороги, но так неловко, что налетела прямо на дерево. От неожиданности она отскочила назад и раздраженно заворчала. Девочки остановились посреди дороги и прижались друг к другу, рискуя раздавить телятину. Маринетта, впрочем, все еще напевала: «Миронтон, миронтон, миронтен», но голос у нее дрожал и был еле слышен.
- Не бойтесь, - сказала собака. - Я не опасна. Совсем напротив. Я ослепла и поэтому так печальна.
- О! Бедная собака! - сказали девочки. - Мы же не знали!
Собака подошла к ним, еще сильнее виляя хвостом, потом стала лизать им ноги и дружески обнюхала корзину.
- Со мной приключилась беда, - повторила она, - но дайте я сначала на минутку присяду, я совершенно разбита, сами видите.
Девочки уселись на траву напротив собаки, и Дельфина предусмотрительно подвинула корзинку к себе.
- Ах, как хорошо отдохнуть! - вздохнула собака. - Итак, чтобы ввести вас в курс дела, скажу, что, до того как ослепнуть, я состояла на службе у одного слепого. Еще вчера поводок, который вы видите у меня на шее, был для него путеводной нитью, когда мы шли с ним по дороге, и теперь только я понимаю, как была ему нужна. Я водила его по самым лучшим дорогам, там, где цветут самые красивые цветы боярышника. Когда мы проходили мимо какой-нибудь фермы, я говорила ему: «Вон ферма». Фермеры давали ему кусок хлеба, а мне бросали кость, а иногда мы укладывались вместе с ним на ночлег где-нибудь в углу сарая. Часто у нас бывали неприятные встречи, и тогда я защищала его. Вы же знаете, как это бывает: хорошо откормленные собаки, как, впрочем, и люди, не очень жалуют тех, у кого несчастный вид. Но я, я злобно скалилась, и они давали нам пройти. Я ведь могу быть не очень приветливой, когда захочу, сейчас я покажу вам, вот, смотрите…
Она зарычала, оскалив клыки и сердито поводя глазами. Девочки испугались.
- Хватит, не надо больше так, - сказала Маринетта.
- Это я только, чтобы вам показать, - сказала собака. - В общем, вы видите, я оказывала хозяину маленькие услуги. Кроме того, ему нравилось беседовать со мной. Конечно, я всего лишь собака, это понятно, но за разговором коротаешь время…
- Вы говорите не хуже человека.
- Вы очень любезны, - сказала собака. - Боже мой, как вкусно пахнет ваша корзина!… Да, так о чем я говорила?… Ах, ну да! Мой хозяин! Я старалась облегчить ему жизнь, но он всегда был недоволен. Он ни за что ни про что мог надавать мне пинков. Так что можете себе представить, как я была удивлена, когда позавчера он стал меня гладить и дружески разговаривать со мной. Знаете, я была так взволнована. Больше всего на свете я люблю, когда меня гладят, я чувствую себя такой счастливой. Погладьте меня, увидите сами…
Собака вытянула шею, подставляя голову девочкам, и они погладили лохматую шерсть. И в самом деле, она радостно завиляла хвостом и тихо повизгивала: «y-y, y-y, у-у!»
- Вы так внимательно слушали меня, - снова заговорила она, - но я закончу свою историю. Наласкав меня вдоволь, хозяин вдруг сказал мне: «Ты бы хотела взять на себя мою слепоту, стать слепой вместо меня?» Такого я не ожидала! Ослепнуть вместо него - тут заколебался бы самый близкий друг. Можете думать обо мне что угодно, но я отказалась.
- Еще бы! - вскричали девочки. - Конечно же! Только так и можно было ответить.
- Правда? Ну вот, я рада, что вы думаете точно так же, как я. А то у меня даже были некоторые угрызения совести, почему я не согласилась сразу.
- Сразу? Собака, неужели вы все-таки…
- Постойте! Позавчера он был необыкновенно мил со мной, еще больше, чем накануне. Он выказывал мне такую нежную дружбу, что я устыдилась своего отказа. В конце концов, что же вы думаете, мне захотелось сказать ему это, и дело кончилось тем, что я согласилась. О! Он поклялся мне, что я буду очень счастливой собакой, что он будет водить меня по дорогам, как я водила его, будет защищать меня, как защищала его я… Но на другой день после того как я ослепла вместо него, он бросил меня, не сказав ни единого слова на прощание. И вот со вчерашнего вечера я осталась одна среди полей, я натыкаюсь на деревья и раню ноги о камни на дорогах. И вдруг я учуяла, что пахнет как будто телятиной, потом услышала голоса двух девочек, распевающих песенку, и подумала, что, может быть, вы не прогоните меня…
- О, нет! - сказали девочки. - Вы очень хорошо сделали, что подошли.
Собака вздохнула и сказала, потянув носом у корзины:
- Я так проголодалась… Ведь у вас там, наверно, телятина?